Фоменко М

Современное историческое сознания на современном этапе мыслители все чаще характеризуются как кризисное, катастрофическое. Пожалуй, лучше всего его описывает эсхатологичексая установка, в основе которой лежит ощущение конечности исторического бытия, завершение земной цивилизации. Очевидным является то, что человек всегда, во все периоды истории интуитивно ощущал зависимость своего существования от внешних факторов, остро осознавал близость и неизбежность конца, прежде всего в личностном смысле – смерть и в общечеловеческом – Конец света.

Практически во всех развитых мифологических и религиозных системах вопрос о конечности человеческого бытия носил принципиальное значение, определяющее сами основы миропонимания. Эсхатология как «учение о конечных судьбах человеческой личности и всего сущего в “вечности”, т.е. в самой дефинитивной перспективе за пределами истории, биографии, вообще “этого” мира» [1, с.467] традиционно рассматривалась в двух значениях: как индивидуальная (учение о посмертных судьбах единичной человеческой души), и как универсальная (учение о цели и назначении космической и человеческой истории, об исчерпании ими своего смысла, об их конце и о том, что за этим концом последует). При этом индивидуальная эсхатология обычно существенно соотнесена с универсальной, но степень и модальность этого соотнесения в разных системах весьма различны; разнообразна и степень внимания к эсхатологической проблематике в целом, то оттесняемой на периферию и резервируемой для закрытых мистериальных сообществ как предмет наставления «посвященных», то выходящей в самый центр предлагаемого всем вероучения.

Эсхатологические установки в общественном сознании актуализируются тогда, когда осмысливается содержательное решение личных и вселенских судеб в их абсолютной перспективе. Особая роль в донесении влиятельной традиции индивидуальной эсхатологии, вписывающейся в контекст эсхатологии всемирной, принадлежит сообществу выдающихся мыслителей той или иной эпохи. Сегодня мы с неугасаемым интересом обращаемся к работам философов, посвятивших свое творчество поиску смысла и назначения истории, попытке определить перспективы будущего, конечности или бесконечности времени и бытия, которые через свою личную эсхатологию выводят нас на проблему смысла человеческой истории.

Так, И.Кант приходит к мысли о конце всего сущего и предполагает несколько вариантов исхода. Вл.Соловьев видит неотвратимое движение исторического процесса к абсолютному преображению и воссоединению с Богом. Н.Бердяев указывает на то, что смысл истории лежит за ее пределами и предполагается ее конец. У Н.Федорова находим идею о конечности мира, вследствие человеческой деятельности. М.Хайдеггер говорит о конечности бытия, о его временности. История ограничена далекими горизонтами считает К.Ясперс. О.Шпенглер обращает внимание на прерывность и цикличность истории, и прогнозирует скорый упадок Западной цивилизации. Итогом эволюции человечества, согласно взглядам Ф.Фукуямы, будет господство западной либеральной демократии. С.Хантингтон находит, что «закат» атлантической цивилизации сопровождается возрождением европейской, таким образом, история продолжается.

В связи с широко представленным в современной философии истории интересом к теме эсхатологии, попытаемся обобщить и систематизировать существующие воззрения разных мыслителей на проблему Конца Света в их хронологической последовательности. Таким образом, целью данной статьи является определение мировоззренческих предпосылок формирования эсхатологического сознания и выделение их этапов.

Рассматривая развитие и формирование эсхатологического сознания в исторической перспективе, мы пришли к выводу, что названные процессы находятся в целом в русле более широких процессов смены исторических типов мировоззрения. Специфика эсхатологии напрямую коррелируется с конкретным типом мировоззрения: мифологическим, религиозным, философским, научным. Избрав данный критерий в основание нашей классификации, предположим, что на первом этапе эсхатология развивалась в контексте мифологии, на втором – религии, на третьем – философии и науки. Условно обозначим эти этапы как: мифологический, религиозный, философский (историософский) и сразу перейдем к их содержательной характеристике.

Итак, первый этап – мифологический, связанный с мифологическим мировоззрением и его основой – мифом, под которым чаще всего понимают способ освоения, моделирования мира и человека путем фантазии и воображения с привлечением символических, художественно-образных средств. Элементы эсхатологических учений присутствуют практически во всех мифологических системах. Характерной особенностью этой внебиблейской традиции является бесконечный круговорот и цикличность.

Отражение идеи Конца света в мифологическом мировоззрении основывается на чувственно данных, непосредственно переживаемых индивидом событиях. Первым эмпирическим источником представлений древних народов о Конце света следует считать факт индивидуальной смерти человека. Эмоционально переживаемый соплеменниками, он пугал своей необратимостью и неизвестностью, вселяя ужас в силу своего резкого выхода за пределы повседневной жизни и вообще – за пределы.

Наблюдения за смертью стимулировали размышления первобытного человека о конечности существования, о различных мирах, о возможности «перехода» из одного мира в иной. При этом идея Конца света вызревала как логическое продолжение или, выражаясь современным научным языком, как экстраполяция факта смерти с единичного уровня анализа на всеобщий. Данная мыслительная процедура носила нетипичный для первобытного мышления рациональный характер с элементами прогнозирования будущего, а потому с трудом усваивалась древними людьми.

Обращаясь к древним литературным памятникам, мы обнаруживаем удивительное сходство в мифологических изложениях о зарождении, развитии и будущей гибели Вселенной. Объяснить эти совпадения общим происхождением древних мифов невозможно: для этого пришлось бы признать, что вся мировая культура развивалась из одного центра. В ХIХ веке подобные гипотезы пользовались большим успехом среди части ученых, но современная наука доказала их несостоятельность. Конечно, культурные контакты играли большую роль в распространении идей, но все же в большинстве случаев взгляд на мироздание вырабатывался самостоятельно. Общечеловеческое единство мировоззрения определяется не заимствованиями, а тем важнейшим обстоятельством, что все без исключения общества развиваются в соответствии с одними и теми же универсальными историческими закономерностями [5, с.82-83].

Одним из древнейших письменных памятников, содержащих прогнозы грядущих катастроф, является Авеста – священная книга зороастрийцев. Мифологические воззрения зороастрийцев восходят к общему арийскому, индоевропейскому источнику, поэтому зороастрийский «катастрофизм» имеет параллели в апокалиптике и других индоевропейских народов.

Авеста предрекает вселенскую катастрофу в 2000 году нашей эры. Она должна была стать финалом грандиозного столкновения добра, олицетворяемого творцом этого мира Ахурамаздой, и зла в Ангро-Манью. Сначала в мире воцарит чудовищная зима, и над людьми будет властвовать дракон Ажи-Дахака. Затем Земля погибнет и очистится в огне – с неба прольется дождь из расплавленной бронзы, порождая космический пожар [2, с.4].

Подобным образом гибель мира представлена и в «Старшей Эдде», древнеисландском эпосе, сюжеты которого также восходят к индоевропейскому источнику. В «Прорицании вельвы» (вельва - колдунья) рассказывается об уничтожении мира, сопровождающемся мировым пожаром, последующим холодом, «тремя зимами без лета», мраком и потопом, осознающимся как одна из составляющих тех бедствий, которые придут, когда наступит Конец света (Рагнарек). Произойдет это потому, что зло проникнет в мир и наступит время Волка. Волк (фенрир) проглотит солнце, и начнется борьба стихий. Бог Один вступит в сражение с Волком, а с другим чудовищем – мировым змеем Ермунгандим – будет бороться сын Одина бог Тор. О Конце мира возвестит рог Гьяллархорна (этот рог напоминает трубы ангелов в христианском «Апокалипсисе»).

Аналогичные сюжеты можно найти в мифологии практически всех народов мира. Катастрофическое сознание древних связывало фатальное нарушение мирового порядка, грозящее гибелью человечеству и всему живому с движением одной из четырех стихий (первоначал): земли, воздуха, огня и воды. Им соответствуют четыре образа мировой катастрофы – землетрясение, буря, пожар и потоп. Существуют версии уничтожения мира, когда в одно и то же время имеют место пожар и потоп (древнегреческая, древнеиндийская, исландская мифология), нестерпимый жар, землетрясение и заливание земли водой (мифы индейского племени науа, скандинавская мифология), а также синтетические варианты, которые можно обнаружить в архаичных мифологиях.

Вместе с тем, страх смерти и катастрофическое сознание как источники эсхатологизма наталкивались на противоположную тенденцию, связанную с представлениями о неизменном возрождении и восстановлении (или установлении нового) мирового порядка. Сезонные колебания температуры, увядание растений осенью и расцвет весной, смена поколений, неудачных периодов жизни на удачные – эти и другие аспекты рождали в мифологическом сознании древних надежду, что Конец света не является полным, абсолютным концом. Это лишь завершение очередного этапа, стадии, периода. На смену ему идет новое качество, новый порядок. И катастрофы, и смерть живущих лишь расчищают место для этого нового порядка.

Так, например, согласно мифам ацтеков, вселенная прошла четыре цикла развития. Первый цикл закончился истреблением ягуарами племени гигантов, второй – ураганами, третий – всемирным пожаром, а четвертый – потопом. Современный, пятый цикл, должен закончиться страшными катаклизмами, кроме того, каждые 52 года вселенная подвергается опасности быть уничтоженной [9, с.363]. У соседей ацтеков – майя исторические циклы соотносились с движениями звезд и планет. Таким образом, в мифологические представления привносился протонаучный элемент. Согласно хорошо разработанной теории космических циклов майя, точная дата возникновения мира – 11 августа 3114 г. до н.э., а окончательная мировая катастрофа должна произойти 21 декабря 2021 г. н.э. [6, с.14].

Мифологический циклизм, на первый взгляд, противоречит идее об абсолютном Конце света, о переходе в небытие. Но не будем забывать, что названные выше циклы не бесконечны. Сменяя друг друга, они выстраиваются от первого до последнего. То есть древние мифы уже фиксируют начальную точку (происхождение или сотворение мира) и конечную (его исчезновение).

Подводя итог сказанному, отметим, что в рамках мифологического мировоззрения последовательно сформировались эсхатологические образы, которые затем перекочевали в религиозные идейные системы.

Таким образом, обобщенный взгляд на картину мира формировался на основе практики. За причудливыми мифологическими образами, сюжетами и представлениями стоит вполне реальное и конкретное описание катастроф прошлого. Постигая закономерности духовной культуры и мировоззрения, мы не просто коллекционируем непривычные и потому вызывающие любопытство факты и сведения, но путем их сравнения и анализа глубже проникаем в ход и смысл истории человеческого общества. Поэтому мы вправе говорить о единой духовной культуре, в главных чертах развивающейся по общим для всех народов важнейшим законам. Помимо прочего, это обстоятельство убедительно свидетельствует в пользу того, что не существует культур «избранных». Мировоззрение самым непосредственным образом зависит от характера человеческого общества, создавшего его. Мифологическая картина мира есть отражение объективно существующих условий. Следовательно, с изменением этих условий она должна трансформироваться.

Новая историческая эпоха, приведшая к замене мифологического мировоззрения религиозным, обусловила смещение акцентов: если архаические мифы в дихотомии «линейность-цикличность» отдавали приоритет цикличности, то новые мифы, положенные в основу монотеистических учений, основывались на признании направленности, линейности, «стрелы» времени. Отсюда, собственно, и вытекает представление об истории как связанном, смыслообразующем процессе человеческой жизнедеятельности.

Второй этап – религиозный, связан с религиозным раздвоением мира на земной и небесный, мирской и священный, посю- и потусторонний. Эсхатологическая составляющая содержится как во всех мировых религиях, так и в национальных. Библейская эсхатология, где учение о Конце света приобрело свою законченную форму, главным образом указывает на направленность времени от его начала – сотворения, до его конца – Страшного суда.

Ветхозаветная эсхатология родилась под знаком веры в спасение, в грядущую полноту бытия, к которой Творец ведет человека и все мироздание. Хотя Бог открывает Себя в истории, смысл бытия лежит за ее пределами, там, где исторический процесс завершается осуществлением высшей цели Творца. Эсхатологическое Откровение давалось в прообразах как спасение ветхозаветной Церкви от врагов, а впервые тайна всеобщего преображения мира была открыта пророкам-писателям, которые возвестили о грядущем Богоявлении (Дне Господнем). В соответствии с любовью и правдой Бога их эсхатология была двуединой, являясь одновременно и судом, и спасением.

Свое дальнейшее развитие христианская эсхатология получает в так называемой апокалиптической литературе. Сохраняя основные пункты учения пророков, апокалиптики используют сложную систему символов, призванных изобразить тайны Божественного Домостроительства. Апокрифы и Кумранские тексты отражают страстное ожидание Царства Божьего, глубокую веру людей в благую конечную цель истории. Но в силу специфического ощущения времени, свойственного пророкам, отдаленные события представлялись им близкими и приход Царства Божьего нередко ожидался в ближайшие годы.

Новозаветная эсхатология построена на Проповеди Христа Спасителя и началась с вести о приходе Царства Божьего (Мф. 4:17; Мк. 1:14-15), таким образом стала продолжением и завершением («исполнением») эсхатологии ветхозаветной. Кроме традиционного учения о конце истории, отраженного в Малом Апокалипсисе, Христос возвещал о Царстве как о реальности сегодняшнего дня, незаметно проникающей в мир, без тех космических знамений, которые ожидала прежняя библейская эсхатология. Новозаветная эсхатология учит о полной трансформации человеческой природы в Царстве Божьем. По словам Христа Спасителя, люди Царства будут «как Ангелы на небесах» (Мк. 12:25). Ап. Павел говорит о «теле духовном», в которое облечется воскресший человек (1 Кор. 15:42-55). Именно эта надежда, а не просто бессмертие души, составляет сущность христианской эсхатологии («чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века»).

В истории интерпретации библейской эсхатологии существовало несколько тенденций. Долгое время эсхатологическое учение Библии рассматривалось только как пророчество о будущем («футурологическая эсхатология»). В ХХ в. многие экзегеты обратили внимание на то, что само явление Христа на земле и Его Благая Весть знаменовали начало суда над миром. В экзистенциалистской эсхатологии этот аспект библейского учения был выдвинут на первый план, а «футурологическая эсхатология» оттеснена в область аллегорий и метафор. Против этого выступил ряд богословов различных конфессий (прот. С.Булгаков, Г.У. фон Бальтазар, Ю.Мольтман и др.). Синтез был предложен Иеремиасом, который охарактеризовал евангельскую эсхатологию как «осуществляющуюся», т.е. имеющую начало в проповеди Христа и одновременно сохраняющую футурологическую перспективу [8].

Таким образом, религиозный этап формирования эсхатологического сознания основывается на ветхозаветном и новозаветном (библейском) эсхатологическом представлении о надежде в спасение.

Третий этап определен нами как философский (историософский). Здесь последующее формирование эсхатологического сознания связано с такими аспектами творчества отдельных философов, которые, будучи ярко окрашенные личностной эсхатологией, способствовали осмыслению вселенской эсхатологии.

При этом отметим, что актуализация эсхатологических идей обнаруживается в критические периоды истории человечества, на стыке эпох, веков, тысячелетий. «Мы наиболее прорываемся к концу в катастрофические минуты нашей жизни и жизни исторической, в творческом экстазе и в близости к смерти» [4, с.345]. Так, в конце ХVIII века, когда И.Канту было 70 лет, он написал статью в «Берлинском ежемесячнике» (июнь 1794г.), заметив, что писать ее «грустно и смешно». В статье говорится о конечной цели человеческого бытия, или, об участи всего человечества. Если эта цель оказывается недостижимой, то в глазах простых людей «сотворенное бытие теряет смысл, как спектакль без развязки и замысла». По ироническому, но прозорливому мнению Канта, конец всего сущего может быть трояким: 1 – естественный, соответствующий моральным ценностям божественной мудрости; 2 – сверхъестественный – под воздействием причин, нашему пониманию недоступных; 3 – противоестественный, который «мы вызовем сами вследствие неправильного понимания конечной цели» [Цит. по: 12, с.143-144].

На рубеже ХIХ – ХХ столетий обществом с новой силой овладевают эсхатологические предчувствия. Тому свидетельствуют, например, некоторые работы выдающихся философов этого периода. Так, Вл.Соловьев в своей работа “Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории…” (1900) указывает, что «заметный, ускоренный прогресс, есть всегда симптом конца… Конца истории человечества, того исторического «процесса», который несомненно стал идти ускоренным темпом и, как я убежден, приближается к своей развязке» [11, с.104]. При этом он добавляет: «Еще много будет болтовни и суетни на сцене, но драма-то уже давно написана вся до конца, и ни зрителям, ни актерам ничего в ней переменять не позволено» [11, с.187-188].

По оценке А.Лосева: “Соловьев без остатка сгорел в огне и ужасе своих апокалиптических предчувствий. Тут он явился настоящим вождем группы серьезных и основательных русских мыслителей. Среди них следует отметить С.Н.Булгакова и Н.А.Бердяева” [7, с.98]. Впрочем, сам Н.Бердяев достаточно критически оценил соловьевский вариант эсхатологизма. В своей «Русской идее» он отмечал: «Под конец жизни настроение Вл.Соловьева очень меняется, оно делается мрачно-апокалиптическим. Он пишет “Три разговора”, … к ним прилагается “Повесть об антихристе”. Он окончательно разочаровывается в своей теократической утопии, не верит более в гуманистический прогресс, не верит в свое основное – в богочеловечество, или, вернее, идея богочеловечества для него страшно суживается. Им овладевает пессимистический взгляд на конец истории, который он чувствует приближающимся... История кончается, и начинается сверх-история…» [3, с.226].

Свое личное отношение к эсхатологии Н.Бердяев выражает в «Самопознании», где он писал: «В истории все не удается, и вместе с тем история имеет смысл. Но смысл истории лежит за ее пределами и предполагает ее конец. История, имеет смысл потому, что она кончится. История, не имеющая конца, была бы бессмысленна. Бесконечный процесс бессмыслен. Поэтому настоящая философия истории есть философия истории эсхатологическая, есть понимание исторического процесса в свете конца. И в ней есть элемент профетический. Есть личная эсхатология, личный апокалипсис и есть историческая эсхатология, исторический апокалипсис. Я всегда думал, что обе эсхатологии неразрывно между собой связаны… История должна кончиться, потому что в ее пределах не разрешима проблема личности… Я переживаю не только трагический конфликт личности и истории, я переживаю также историю, как мою личную судьбу, я беру внутрь себя весь мир, все человечество, всю культуру… История мне чужда и враждебна, и история есть моя история, история со мной. И я думаю, что тут есть эсхатологическая двойственность… Историю я вижу в эсхатологической перспективе. Я всегда философствовал так, как будто наступает конец мира, и нет перспективы времени…» [4, с.229-301].

Обращает внимание тот факт, что Бердяев, вслед за одним из учителей Соловьева – Николаем Федоровым, по сути, предложил парадоксальный, на первый взгляд, глубоко оптимистический вариант концепции Апокалипсиса эсхатологической историософии. Так в «Философии общего дела» Н.Федорова находим: «Мир идет к концу, а человек своей деятельностью даже способствует приближению конца, ибо цивилизация эксплуатирующая, но не восстанавливающая не может иметь иного результата, кроме ускорения конца» [14]. При этом философ решительно заявляет: всеобщим познанием и трудом человечество призвано овладеть стихийными, слепыми силами вне и внутри себя, выйти в космос для его активного освоения и преображения, обрести новый бессмертный космический статус бытия, причем в полном составе прежде живущих поколений («научное» воскрешение) [10, с.227].

Взгляды Н.Ф.Федорова получили высокую оценку в среде русских философов: «Прогрессисты и культурники, - читаем, в частности, в «Самопознании» Бердяева, - не любят эсхатологического сознания на том основании, что оно ведет к пассивности и отрицанию творческих задач. Но это применимо лишь к тому эсхатологическому сознанию, которое нашло себе выражение или в аскетическом монашестве, или в “Повести об антихристе” Вл.Соловьева и у К.Леонтьева… Мне близок не Вл.Соловьев и не К.Леонтьев, а Н.Федоров. Его сознание, связанное с активностью человека и с победой над смертью, мне представляется самым высоким в истории христианства… Поэтому я защищаю творчески-активный эсхатологизм» [4, с.307-308].

Западные экзистенционалисты, по сути, продолжают осмысливать те проблемы, которые на рубеже ХIХ – ХХ веков были обозначены русской философией истории. Их философия, по словам А.Хюбшера, «выражает общее чувство времени: чувство упадка, бессмысленности и безысходности всего происходящего… Это философия радикальной конечности» [17, с.43-44]. В частности М.Хайдеггер в своей работе «Бытие и время» поставил во главу угла вопрос о смысле бытия, рассмотреть который возможно путем анализа проблемы бытия человека в мире. Поскольку конечную основу человеческого бытия составляет его временность, преходящность, конечность, постольку время должно быть рассмотрено как самая существенная характеристика бытия. По Хайдеггеру, личность остро переживает временность бытия, но ориентация на будущее дает ей подлинное существование, а «вечное ограничение настоящим» приводит к тому, что мир вещей в их повседневности заслоняет от личности ее конечность [12, с.181-182].

К.Ясперс придерживается принципа историзма, который приобрел у него аксиологический характер: для всемирной истории постулируются универсальный смысл и смысловая связь времен. По Ясперсу, пока человек философствует, он ощущает свою связь с сокровенно-открытой цепью свободно ищущих людей. Наличие смысловой связи времен гарантируется особым «осевым временем», выявившим универсальный смысл истории: «Наше представление об истории значительно модифицируется в зависимости от того, видим ли мы в истории бесконечный прогресс или различаем тень ее конца, существенным для нас остается то, что историческое знание в целом не есть последнее знание. Все дело в том, чтобы воспринимать настоящее как вечность во времени. История ограничена далеким горизонтом, в котором настоящее значимо как прибежище, некое утверждения себя, решение, выполнение… В самой истории перспектива времени остается, быть может, еще в виде длительной, очень длительной истории человечества на едином теперь земном шаре» [19, с.280].

О.Шпенглер обратил наше внимание на прерывность и цикличность истории в своей работе «Закат Европы». С точки зрения теории цикличности цивилизаций особенно важным в этой книге представляется тезис об определенной продолжительности жизни и определенном темпе развития формируемых и сложившихся культур: «Каждая культура, каждая ранняя пора, каждый подъем и спад, каждый из ее внутренне необходимых уровней и периодов имеют определенную, всегда равную, всегда со значимостью символа периодически возвращающуюся длительность...»” [18, с.269]. О.Шпенглер прогнозирует скорый упадок Западной цивилизации. История человечества рассматривалась им как ряд возникновения, расцвета и упадка независимых, замкнутых циклических культур. Согласно О.Шпенглеру, каждый культурно-исторический тип цивилизации формируется на основе своего собственного “прафеномена”, т.е. способа переживания жизни в виде культурной целостности, которая определяется необходимостью некоего тотального процесса, подчиняется биологическому ритму и проходит основные фазы развития: рождение и детство, молодость и зрелость, старость и закат.

Следует отметить, что в конце 60-х - начале 70-х годов в гуманитарной научной мысли преобладали теории социальной и экономической конвергенции человечества в постиндустриальном обществе, построенном на основе американских либеральных моделей Д.Белла, К.Боулдинга, Дж.Гэлбрейта, У.Ростоу, О.Тоффлера и радикальных европейских моделей французких социологов Р.Арона, А.Турена, Ж.Фурастье. Эти теории нашли подтверждение в реальной жизни на рубеже 80-х - 90-х годов (распад СССР, развал “социалистического лагеря” в целом), таким образом, произошло превращение двухполюсного мира в однополюсный. Именно в это время, в 1989 году, вышла в свет работа американского социолога Френсиса Фукуямы “Конец истории?”. В ней впервые была провозглашена претензия США на единоличное лидерство, как тогда казалось, в универсальной вестернизированной планетарной цивилизации, которая представлялась им как “завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления” [15, с.134].

Однако в действительности окончательной «идеологической эволюции человечества» не произошло, на что первым обратил внимание в 1993 г. современный американский политолог С.Хантингтон [16]. Хотя по его классификации, как и у Шпенглера, страны Европы вместе с Канадой и США отнесены к единой Западной цивилизации, их в настоящее время все более отличает высокий уровень прошедшей тысячелетнюю эволюцию европейской культуры, которая отторгает от своего тела так называемые “западные” американские ценности.

Историософский этап формирования эсхатологических установок современного массового сознания, таким образом, стал наиболее влиятельным и весомым. Последующие эволюции эсхатологии перекочевали в научные построения – точно также, как ранее они переместились из мифологии в религию, а из религии – в философию. Позволим себе предположить, что современные научные прогнозы скорой гибели человечества вследствии обострения глобальных проблем и, в первую очередь, экологической катастрофы, во многом подготовлены и детерминированы общим духом эсхатологии предыдущих этапов.

Современная эсхатология есть эсхатология экологическая. В условиях угрожающего нарастания негативных последствий экологического кризиса в мировом научном сообществе появилось множество разнообразных футурологических организаций, которые были призваны заниматься научно-техническим и социальным предвидением. Так сложилось целое направление, представители которого (К.Боулдинг, Б.Коммонер, Д.Медоуз, Дж.Форрестер, Б.Уорд и др.) пытались нарисовать перспективы современной экологической ситуации. В свое время большой общественный резонанс вызвали прогнозы, выполненные под эгидой Римского клуба, а так же исследования, проведенные в лаборатории Н.Моисеева.

В настоящее время современная экологическая ситуация и в особенности ее перспективы предстают пред нами в рамках эсхатологического сознания, как запутанный клубок неразрешимых противоречий научно-технического, технико-экономического, политико-идеологического и мировоззренческого характера. «Экологический бум», захлестнувший мир, свидетельствует о кризисном характере развития отношений между обществом и природой. Научное понимание отношения «человек – природа» предполагает уяснение, с одной стороны, единства составляющих компонентов данного отношения, а с другой стороны, их различия, обусловленного социальной, отличной от природной, сущностью человека.

Подводя итоги сказанному, заметим, что выделение исторических этапов формирования эсхатологического сознания (мифологического, религиозного, философского) позволяет лучше понять современные массовые ожидания и умонастроения. Сознательно ли – под влиянием рационально обоснованных прогнозов ученых – или бессознательно – вследствие воздействия эсхатологических архетипов – мы склонны оценивать человеческую историю как процесс, большая часть которого, вероятно, уже состоялась и который приближается к своему завершению.