Гребеньков Г

Непосредственная взаимосвязь между сущностью права и экзистенциальной природой человеческого бытия, позволяет предполагать, что исходным объективным своим основанием право всегда имеет человека как социального субъекта деятельности – он источник и носитель права. И это суждение, на наш взгляд, в такой же степени верно, в какой верна та гносеологическая установка, которая имеет своим основанием «антропный принцип» построения концепции права, и тем самым уже потенциально претендует на аутентичность описания, объяснения и понимания природы и сущности права. Мы имеем в виду установку так называемого «естественного права». В противоположность этому, ни одна методологическая позиция, которая исключает в качестве исходного принципа исследования права человека, как имманентного праву источника, подменяя его эпифеноменами власти, закона, государства, так называемых исторических закономерностей, неких трансцендентных оснований, и т.п. не может быть серьезно принята, разумеется, за пределами позитивистского подхода к толкованию природы и сущности права и сугубо сциентистского стиля мышления и понимания права, как предмета исследования. Сказанное вовсе не означает, что позитивистский подход к праву или, что то же самое, «позитивное право», в свою очередь, не имеет права на существование в качестве определенной знаниевой конструкции. Это далеко не так, ибо «позитивное право» ставит и решает тот круг проблем, который вырастает из его принципов и предмета. Иное дело, когда этот предмет и принципы объявляются единственно верными и аутентичными природе права, а иных, мол, и существовать не должно (Кельзен, Бентам, Остин и др.).

Известно, что «позитивное право», имея своим предметом реально существующие законы, способы их функционирования, правила и приемы их реализации, их классификацию и систематизацию в принципе «снимает» проблему поиска исходных начал права за пределами реальности, которая не совсем или же вовсе не очевидна, не измеряема в количественных показателях, не ощущаема, эмпирически не верифицируема. Но как раз это осуществляет «естественное право» с его интенцией к поиску Абсолютных начал, формированию идеалов, постоянным обращением к человеческой природе с ее неуловимыми для науки, но вполне предметными для философского и психологического знания сущностями - свободы воли, автономности личности, идей долга, ответственности, справедливости. Мы убеждены в том, что право в подлинном смысле слова возникает не там, где кто-то исполняет чужую волю, а там, где человек действует в соответствии со своей разумной волей, как личность «сама в себе закон» (И.Кант), но никоим образом не как социальный индивид – ретранслятор системы внешних по отношению к его сознанию и разуму правовых норм. И посему право существует прежде всего «не вне» человека, а «внутри» его, как коррелят императивного характера, интенционально сориентированный в направлении идеалов «должного быть», а лишь затем система отношений интерсубъективного порядка, описываемая в понятиях закон, правопорядок, правоисполнение и т.д. Тем не менее, право как субстанциальное образование совместно организованного бытия людей столь же идеально, как и практически эмпирично, и поэтому оно существует как реальная человеческая практика в такой же степени, как и Идея права с ее необходимостью не только в научном, но и в философско-психологическом обосновании.

«Позитивное право», а, если называть вещи своими именами, – позитивистская установка, позитивистская точка зрения по отношению к объективно имеющему быть в жизни общества феномену права, в сущности своей, есть не более как познавательная исследовательская позиция и, следовательно, всего лишь гносеологическая категория. Поэтому, представления о праве и концепции права, основанные лишь на позитивистской гносеологической установке, недостаточны для придания им онтологического статуса, ибо в сущности своей нет никакого «позитивного права» или «естественного права», а есть лишь различные познавательные установки к одному явлению Права, или что то же - различные способы его (права) интеллектуального отражения.

Современная концепция права столь же нуждается в поиске, обосновании и понимании своих исходных оснований, выявления своей природы, истоков и сущности, сколько и в изучении реально существующих законов, способах их функционирования, принципах и правилах их постижения, их систематизации и классификации, т.е. в изучении, сказали бы мы, прагматики права (её лингвистики, семантики, семиотики). А это суть комплекс проблем права, относительно которых философствовать, особо не требуется. Здесь необходим сциентистский подход и весь арсенал научного знания, вплоть до статистико-математического анализа и социологического моделирования. Поэтому полагаем, правовой позитивизм («позитивное права») как гносеологическая установка сегодня не противостоит как комплекс метафизических концептуальных идей о природе и сущности права, «естественному праву». У этих подходов принципиально различен угол зрения исследования. В конечном итоге, на наш взгляд, «позитивное право» представляет собой составную часть общей теории права, ее так сказать, прагматику со всем комплексом проблем правоведения и праводеятельности, в то время как «естественное право» представляет собой собственно философскую пропедевтику общей теории права – ее философию, с присущим только ей предметом и методологией исследования. И если человек, как социальный субъект культуротворческой практики, где право предстает в качестве одной из социальных «скреп» бытия, понимается нами в качестве тотального и абсолютного (и здесь мы полностью отвергаем трансцендентные истоки права) источника права, то это значит, что и ответы на многие фундаментальные вопросы правовой теории, следует искать в комплексе тех проблем, которые традиционно философичны и являются предметом такого раздела философского знания как философия человека или что то же, философская антропология. «Философская антропология, - пишет современный отечественный исследователь философии права С.И.Максимов, - является фундаментом современной моральной и правовой философии [1, 193]. В силу высказанных нами в самом начале статьи умозаключений, с этим утверждением трудно не согласиться.

Вполне уместно полагать, что к числу главных проблем философии права в ее философско-антропологическом аспекте следует отнести анализ правового сознания, описание его содержания, его структуры и иерархии идеальных структур психики как правовых установок, детерминирующих экзистенциальный выбор человека в сфере правового поведения, а также возникновение и описание таких личностных аксиологических функций нравственной и моральной природы, как свобода, долг, ответственность, добро и зло, т.е. тех личностных феноменов, которые лежат в основании Идеи права, а также в основании понимания становления homo juridicus, как правовой личности. Все вышеозначенные проблемы, рассмотрение которых станет предметом последующих наших исследований, без сомнения, опираются на комплекс идей, которые в философском знании понятийно выражены в терминах «природа» и «сущность» человека. «Именно апелляция к сущности человека позволяет обосновать идею права, критерий справедливости», - находим у того же С.И.Максимова. И далее, «правовая антропология как новое (для нашей культурно-исторической ситуации) видение права является альтернативой сциентистского, функционально-инструментального подхода к праву. По сути дела, это есть подход к праву с позиций учения о природе (сущности) человека, который преодолевает односторонность классических концепций естественного права» [1, 193-195].

Итак, в обращении к проблеме природы (сущности) человека Максимов видит преодоление односторонних классических концепций естественного права, к числу которых он в первую очередь относит правовые идеи Т.Гоббса, Ж.-Ж.Руссо, И.Канта. Однако, критически подойдя к их рассмотрению, автор приходит к парадоксальному выводу, который полностью перечеркивает его прежнее утверждение, согласно которому лишь апелляция к сущности человека позволяет обосновать идею права и критерий справедливости. Парадокс заключается в том, что согласно его точке зрения «не следует абсолютизировать поиски единой и истинной природы человека. Таковой просто не существует» [1, 201]. В качестве альтернативы тем, кто не согласен с выдвинутой позицией, предлагается концепция «множественности человеческой природы, не связанной с какой-то определенной идеологией и находящейся в рамках здравого плюрализма» [1, 202]. Как следует расценить данную методологическую установку в рамках философско-правового дискурса? Полагаем, что она не может быть продуктивной даже в познавательно постановочном смысле, ибо во-первых, если того чего нет, не существует; то как же это «нечто» может быть множественным? И, во-вторых, как возможно обосновывать идею права и критерий справедливости, одновременно полагая их как основания реально существующих феноменов права, и продолжать рассуждать о некой эфемерной эпостаси, обозначенной понятием «природа человека» и представлять ее как некоторую абстракцию, содержание которой релятивно и, в сущности, бессодержательно. Какой же выход из этой познавательной ситуации возможен? Вероятно, разрешение проблемы следует искать все же в поиске и описании содержания категории «природа человека», если таковое, разумеется, имеет место быть.

В отличие от идеи «множественности природы человека», которая, как мы отметили, представляется нам познавательно неплодотворной, многие современные исследователи-естествоиспытатели и философы, активно затрагивающие в той или иной степени вопросы правовой тематики, склонны полагать о наличии у человека «одной и той же человеческой природы» (Э.Фромм, С.Пинкер, Ф.Фукуяма. Б.Юдин) [2, 308]. И нам представляется, что во-первых, эта методологическая позиция в познавательном плане более эвристична; и, во-вторых, она представляет проблему поиска природы человека как комплексную, метанаучную, где усилия таких знаниевых конструкций, как философское знание, с его возможностью к постулированию и гипостазированию, и науки, с ее средствами верификации, сливаются в единый познавательный поток.

Если вкратце говорить о собственно постановке проблемы, то природа человека всегда, по крайней мере с античности, была предметом обсуждений, прежде всего в философии и психологии. И эти дискуссии, как правило, приобретали форму вопроса: обладает ли человек некоей общей, устойчивой природой, или никакая общая сущность ему не свойственна? В различные периоды развития культуры ответы на вопрос имели вид следующих определений: природа человека исчерпывается таким его определением как разумное существо; общественное животное, делающее орудие; как существо, создающее символы. В XX столетии концепция общей всему человечеству природы подвергалась сомнению в основном по двум причинам: а) вследствие различных недобросовестных попыток, исходя из некоторой произвольно принятой природы человека, обосновывать оправдания неблаговидных общественных акций тех или иных социальных групп; б) под влиянием исторического способа рассмотрения человека.

Гипотеза стабильной природы человека многократно отклонялась потому, что на ней строились спекуляции, выгодные тем или социальным группам или общественным деятелям. Так, еще в античности Аристотель и другие философы из общей природы человека выводили необходимость рабства. В новое время та же самая гипотеза служила оправданием эгоизма, конкуренции, алчности и других явлений общества как якобы выражающих сущность человека (Т. Гоббс).

Что касается второй причины отрицания общей природы человека, то здесь должны быть упомянуты исследования по культурной антропологии (К.Леви-Стросс), выявившие существенные различия образа жизни и психологии народов, находящихся на различных этапах своего развития, а также эволюционное истолкование органического мира и человека. Утвердившийся в основном под влияние Ч.Дарвина взгляд, что человек есть результат общего эволюционного процесса, для многих представлялся как основание отвержения концепции особой «субстанции» человека. Однако это не было оправданным и истинным выводом из теории эволюции. Что касается самого Дарвина, то он исходил из отчетливого осознания того факта, что человек как особость характеризуется не только специфическими телесными, но и присущими ему психологическими свойствами. Ему принадлежит описание ряда особенностей человека.

1. Высокоразвитый интеллект, отличающий человека, делает его поведение более эластичным, менее рефлексоподобным и инстинктивным, чем это наблюдается у животных. 2. Любопытство, склонность к подражанию, внимание, память, фантазия – все это у человека наблюдается в большей степени, чем у других животных. 3. Человек разумно рассуждает и приспосабливает свое поведение к сложным отношениям. 4. Человек умеет использовать орудия и делать их. 5. Человек осознает самого себя, он способен к рефлексии о своем прошлом и будущем, о своей жизни и смерти и т.п. 6. Человек способен к созданию абстракций, символов. 7. Некоторые люди могут обладать чувством красоты и религиозным чувством. 8. Нормальному человеку присущи моральные чувства и способность следовать своей совести. 9. Человек культурное и общественное существо, он создал разнообразные культуры и общественные системы, которые по своему виду и многосторонности уникальны.

Дарвин дает простое перечисление существенных признаков человека, которые как будто бы не имеют ничего общего между собой; многие из них являются специфически человеческими (самосознание, образование символов, формирование культуры, эстетические, моральные и религиозные чувства). Это всего лишь дескриптивное описание, без попытки анализа общих предпосылок, лежащих в основании этих признаков. Конечно, в этом списке мы не находим специфически человеческих страстей. Дарвин считал достаточно доказательным тот факт, что «человек и высшие животные, особенно приматы, обладают некоторыми общими инстинктами. Всем им свойственны одни и те же чувства, воззрения и ощущения; они подвержены одним и тем же страстям, склонностям и душевным движениям; даже такие сложные психические феномены, как ревность, мнительность, честолюбие, благодарность, великодушие, мы находим как у человека, так и у животных; и те и другие проявляют способность к обману и мести, они восприимчивы к смешному и проявляют даже чувство юмора; они испытывают удивление и любопытство; они обладают одними и теми же способностями: подражанием, вниманием, размышлением, сравнением, выбором, памятью, фантазией, способностью к ассоциации идей, рассудком и пониманием, хотя все это в самых различных градациях». Специфика проявлений человеческой природы, конечно, не нашла своего места в обобщениях Ч.Дарвина.

Однако, эволюционные исследования не остановились на Дарвине; и, в частности, следует указать на выводы, принадлежащие Дж.Г.Симпсону, одному из выдающихся эволюционистов последарвиновской эпохи. Он акцентирует внимание на том, что человек обладает существенными свойствами, которые отличают его от других живых существ.

«Важно иметь в виду, что человек есть животное; однако еще важнее составить себе ясное представление о том, что сущность его уникальной природы следует искать в тех признаках, которые он не разделяет с каким-либо другим животным. Место человека в природе и его выдающееся значение не определяется тем, что он есть животное, это определяется его собственно человеческой природой» [3, 138].

Симпсон выдвигает на первый план в качестве основных факторов природы человека интеллект, изворотливость (приспособляемость), индивидуализацию и социализацию; они находятся во взаимных отношениях. Даже если его ответ не может нас полностью удовлетворить, то все же его попытка предоставить существенные признаки человека как прибывающие во взаимных связях и коренящиеся в некотором фундаментальном факторе, так же как и признание того, что здесь количественное переходит в качественное, - все это является значительным шагом вперед за пределы дарвиновских представлений.

В области психологии наиболее известную попытку представить природу человека предпринял А.Маслоу, описав некоторые специфические потребности человека. Он предложил следующий список таких потребностей: физиологические и эстетические потребности, потребность в безопасности и принадлежность к какому-либо сообществу, потребности любви, самоосуществления, знания и понимания. Этот список, конечно, является несистематическим перечислением основных аспектов природы человека, и, к сожалению, Маслоу не пытался проанализировать общее основание потребностей, заключенных в природе человека.

Таковы наиболее характерные попытки определения природы человека, имевшие место в истории науки. Они свидетельствуют, что природа человека есть действительная проблема. И иначе, вероятно, быть не может, ибо человек есть наиболее сложный предмет исследования, сущность которого к тому является развивающейся реальностью. Суть же самой проблемы состоит в альтернативе: допустима ли сама предпосылка наличия инвариантной основы природы человека, или мы должны исходить из абсолютно релятивистского принципа? Что касается приведенных вариантов решения вопроса, то они отнюдь не являются ложными, они суть относительной истины на пути оптимального решения проблемы, которые необходимо иметь в виду, стремясь к созданию более адекватной системы.

Учитывая уроки имевших место попыток формулирования представлений о природе человека, мы должны утвердиться в истинности такого варианта понимания человека, который охватывал бы по возможности в едином синтезе основные известные на сегодняшний день знания о человеке. На современном этапе развития науки такой синтез приобретает вид эволюционно-генетической концепции природы человека, которая является неизбежным теоретическим следствием из общей теории эволюции. Эволюционный подход в XX веке стал одной из существенных особенностей современного стиля мышления. «Что такое эволюция – теория, система, гипотеза? Нет, нечто гораздо большее, чем это; она – основное условие, которому должны отныне подчиняться и удовлетворяться все теории, гипотезы, системы, если они хотят быть разумными и истинными [4, 175]. Приведенные слова Тейяра де Шардена как нельзя лучше характеризуют один из основных принципов современного познания.

Но, наряду с этим сугубо философским основанием, эволюционно-генетическая концепция складывалась также и под влиянием различных разделов медицины, прежде всего неврологии и психиатрии.

Особое знание для понимания природы человека имеет знание того отдела мозга, который получил наименование конечного, или большого, мозга, состоящего из двух полушарий. По своей величине конечный мозг превышает все остальные отделы центральной нервной системы. Вес мозга мужчины в среднем 1375 г (у женщин – 1275), индивидуальные колебания веса достаточно велики (от 960 до 2000 г). Относительный вес мозга человека превышает величины всех животных. Большой мозг состоит из двух частей – коры полушарий большого мозга и подкорковых узлов. Специфика человека определяется развитием коры полушарий большого мозга, особенно так называемой новой коры (neocortex).

Исследования крупнейших неврологов (Г.И.Поляков, Е.К.Сепп) говорят о том, что центральным в природе человека является мозг и высшая его формация – большой мозг с ближайшими подкорковыми ганглиями. Человеческий мозг связан с другими феноменами человека – с его интеллектом и его специфическим образом жизни, воплощенном в трудовой деятельности.

Эти три взаимосвязанных приобретения, которые могут быть названы антропологической триадой, являются фундаментальным событием в биологической эволюции: именно оно ознаменовало собой порождение первых вариантов живого существа человеческого типа. Надо при этом сказать, что современная наука не располагает пока знанием конкретных механизмов этого грандиозного события в развитии нашей планеты. Дальнейший же ход эволюции состоял в появлении таких свойств, структур, признаков, которые усиливали проявление антропологической триады, придавая ей более совершенный вид, что осуществлялось под контролем естественного отбора, канализуемого (направляемого) компонентами антропологической триады.

«Человека можно определить, говорит Э.Фромм, как примата, который начинает свое развитие в той точке эволюции, в которой инстинктивная детерминация достигает минимума, а развитие мозга – максимума. Эта комбинация минимальной детерминации при посредстве интеллекта и максимального развития мозга никогда прежде в эволюции не встречалась, и она, биологически рассматриваемая, есть совершенно новый феномен» [5, 112]. Именно из этого коренного пункта современной концепции природы человека вытекают многообразные следствия. Однако, прежде чем подвергнуть оценке и анализу эти следствия, рассмотрим предварительно те эволюционные приобретения, черты и свойства, которые в ходе антропогенеза усилили действенность антропологической триады и придавали ей ясно выраженную человеческую форму и высшую степень развития, в известной степени создавая индивидуальное разнообразие в популяции вида Homo sapiens и обусловливая уникальность его отдельных представителей. К числу признаков и свойств, накапливавшихся в генотипе человека под контролем естественного отбора, вероятно, следует отнести такие приобретения антропогенеза, как усвоение прямой походки и высвобождение рук как органа манипуляции, формирование центральных и периферических структур речевой деятельности, развитие ориентировочного рефлекса, усиление и дифференциация стадных отношений, отбор на «моногамную любовь», отбор на стрессируемость и стрессустойчивость. В значении этих направлений отбора едва ли могут быть сомнения и, дабы не отходить в сторону от главной линии нашего обсуждения, мы не будем вдаваться в детали перечисленных направлений антропогенетической селекции.

Известно, что жизнедеятельность человека (как и всякого иного живого существа) принимает форму потребностей, и всякий жизненный акт так или иначе является реализацией какой-либо из потребностей. Физиология потребности сложна и здесь не место ее описания. Важно лишь отметить, что в процессе антропогенеза они принимают вид устойчивых функциональных систем (П.К.Анохин). Эти функциональные системы могут быть запрограммированы генетически (инстинкты), а могут быть сформированы уже в онтогенезе (что наиболее характерно для человека). Так осуществляются все жизненные акты животных и общебиологические функции человека. Но когда мы переходим к человеку, то вынуждены констатировать наличие таких форм жизнедеятельности, таких его функций, каких нет у животных. Это, прежде всего, его познавательная и практическая деятельность, которая не является реализацией его высокоразвитого интеллекта, а представляет собой функцию, имеющую для него характер существенной жизненной потребности.

Далее, человек изначально живет в обществе, и этот факт порожден не только внешней необходимостью, но и имеет свою внутреннюю детерминацию, состоящую в данном случае в том, что всякий нормально развившийся человек имеет специфическую, особую социабельную потребность – потребность преодоления тем или иным способом своего одиночества. Физиологические механизмы этих потребностей не являются генетически запрограммированными. Они возникают в онтогенезе. Поэтому специфически человеческие функции – потребность познания и праксис, потребность в другом (преодоления одиночества) – имеют не инстинктивный, а приобретенный характер, и окончательно формируются в ходе воспитания и опыта социальных взаимодействий.

Все эти перестроения отношений на высших этапах интеграции организма человека и становления новых механизмов регуляции поведения и психики, вероятно, осуществлялись в течение достаточно длительных периодов антропогенеза, но в необычно высоком темпе в масштабах эволюционного времени. Развитие нервной системы, становление мозга человеческой формации есть главный, центральный компонент антропологической триады в ходе эволюции, породившей Homo sapiens. Исходя из этого, мы сочли нужным выделить следующие особенности природы человека: 1. Человек способен иметь не только отдельные восприятия и представления, не только улавливать эмпирические закономерности, но и устанавливать так называемые теоретические законы. 2. Человеку свойственно сознание, т.е. вторичное отображение своих собственных знаний и психологических феноменов вообще. 3. Человек обладает самосознанием. 4. Для человека характерна фундаментальная редукция инстинктивной регуляции психики и поведения.

Способность установления теоретических законов, свойственная человеку, является неким вторым уровнем отображения реальности. Благодаря этому человек приобретает возможность получить более обширное и более глубокое знание и организовать предусмотрительную деятельность и поведение в широком диапазоне событий не только в настоящем, но и в будущем. Эта содержательная сторона познания человека получила наименование абстрактного мышления, ибо она совершается как единство операции обобщения и абстрагирования. Дискретными элементами абстрактного мышления являются понятия, сочетаемые по законам логики в системы понятий (суждения, умозаключения, теории). Понятия как элементы интеллекта фиксируются в символах, т.е. словами того или иного языка. Все то, что характеризует человеческий интеллект, образует основу специфического свойства человека, основу его сознания.

Что такое сознание? В различных философских работах часто имеет место некорректное использование этого термина, когда он прилагается к реалиям, далеким от истинного смысла слова «сознание», которое по сути дела обозначает определенное свойство, или качество, психики индивида. Наиболее четко, удачно на вопрос, что такое сознание, ответил Гегель.

«Сознание, собственно говоря, - это отношение «Я» к какому-нибудь предмету, безразлично внутреннему или внешнему. Содержание наших знаний составляет отчасти предметы, которые мы познаем посредством чувственных восприятий, отчасти же предметы, основой которых является сам дух. Правовые, нравственные и религиозные понятия относятся к последнему» [6, 7].

Существенной особенностью природы человека является максимальная в животном мире редукция инстинкта. Как уже было отмечено выше, Э.Фромм придает этому фактору специфицирующее значение в определении природы человека.

Факт редукции инстинктов у человека имеет действительно фундаментальное значение для понимания его природы, ибо означает не что иное, как существенное «разъединение» онтогенеза и филогенеза, решающую «эмансипацию» индивидуального развития от генетически детерминированного развития вида, а это, в свою очередь, делает возможным становление социальных структур и их историческое развитие, независимой от биологической эволюции, которая на известных этапах антропогенеза существенно приостанавливается. Однако, чтобы представить во всей полноте значение данного факта, надо обратить внимание на третий компонент антропологической триады, т.е. на специфически человеческий образ жизни. Он состоит в переходе от биологической адаптации к активному приспособлению предметов и условий среды к своим собственным потребностям.

Однако жизнь человека не является безоблачным бытием, ибо природа человека и обусловленные этой природой отношения к миру содержат в себе ряд коллизий, наполняющих феноменологию его бытия острейшими противоречиями, анализ которых только и выводит нас к пониманию того, что такое человек, в чем его сущность, которая находит свое воплощение, на наш взгляд, в личностном бытии человека. Личность же, как уникальная, специфическая форма проявленности природы человека, как результат социализации и индивидуализации человека и есть фокус, где следует констатировать связь человеческой природы и ценностно-смысловой реальности в модальностях: а) личностной системы аксиологических функций человека, и б) системы нравственных, моральных и правовых феноменов бытия. Непосредственно же из самой «природы человека», которую следует трактовать лишь как условие права и не более того, право и его феномены непосредственно не возникают, разве лишь, - что в свою очередь также нуждается в обосновании, - на уровне анализа ментальности человека и его архетипов. Но это уже предмет последующих наших размышлений.