Погосян В.Г.

РЕФЛЕКСИЯ СТРУКТУРЫ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ В ВАРИАТИВНОСТИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ

 

У статті старшого викладача кафедри філософії, соціології і права Слов'янського державного педагогічного університету В.Г. Погосяна акцентується увага на методологічне підґрунтя західноцентристської моделі перетворень, можливість привнесення універсалій у процесі наздогоняючих модернізацій, стандартизації соціального життя у контексті процесу глобалізації. Аналізується структура соціальних дій, аргументується варіативність соціальних процесів, нелінійність суспільного розвитку. Роль соціокультурної складової серед інших відносно гомогенних параметрів сучасних суспільств в умовах нової соціальної реальності визначається як домінантна.

 


Вопрос о соотношении общественного бытия людей как реального процесса их общественной жизни и их общественного сознания - один из основополагающих методологических вопросов социальной философии. Ответ на него предполагает, в частности, выяснение того, насколько полно и глубоко общественное сознание людей отражает их общественное бытие, а также в качестве активного начала само формирует общественное бытие. В этом обнаруживается степень понимания людьми происходящих в обществе явлений и тем самым возможности их приспособительной и творчески-преобразующей деятельности в собственных интересах. Главным фактором, который определяет процессы изменений социальной жизни, становится развитие техники и технологии, которые проходят все более спрессованные по времени циклы обновления. Так возникает новый тип развития, основанный на ускоряющемся изменении предметной среды, непосредственно окружающей человека. В свою очередь, активное обновление второй природы, в которой протекает жизненные процессы человека, приводит к ускоряющимся трансформациям социальных связей. Пересмотр принципов картины реальности под влиянием новых фактов всегда предполагает обращение к философско-мировоззренческим идеям. Это в равной степени относится и к естествознанию, и к социальным наукам.

Принципиальной характеристикой парадигмы западноцентристской теории модернизации (У.Ростоу, П.Аптер, Р.Соломон) является преобладание понятия об однолинейности развития всех обществ на новом этапе мировой истории, давшее основание очередной идеологеме, диктующей необходимость или даже неизбежность вхождения всех стран в систему капитализма, сложившуюся в странах Западной Европы и США, и, соответственно, их присоединения к «центральной» цивилизации. Иные варианты в линейном паттерне развития человечества не рассматриваются. Однако, упрощенное понимание материально-производственной детерминации общественного развития, по существу не оставляет места для субъективного фактора. Человек предстает как исчезающе малый элемент в ряду таких абстрактно-общих категорий как класс, экономический базис, надстройка, общество модерности, этнографический материал и т.д. Абсолютизация принципа первичности общественного бытия и вторичности общественного сознания, его экстраполяция в равной степени и на догматы исторического материализма, и на идеологемы классической теории модернизации, имеет своим следствием умаление роли творческого сознания, нравственного начала, интересов и духовных потребностей людей.

Исследование проблемы вариативности в последнее время приобретает все более важное значение в зарубежной и отечественной науке [1]. Проблема была поставлена уже в рамках марксистской теории: «Один и тот же экономический базис – один и тот же со стороны основных условий, - благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям и т.д., - может обнаружить в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных обстоятельств» [2, 354].

Исследователи данной проблематики критически подходят к одномерной логике современных западноцентристских социальных преобразований, отмечая тот факт, что при отсутствии адекватного понимания специфики общества, его своеобразия, характера сложившихся в обществе духовных ценностей, трудовых ориентаций, символических структур, менталитета, допущения идеологем теории догоняющей модернизации превращаются в инструмент идеологической борьбы и не могут быть применены для строгого научного анализа [3].

«Добровольно-принудительная» реализация теории модернизации на практике в глобальном масштабе при отсутствии и понимании роли социокультурной динамики, сводит воздействие развитых стран на «неосовремененные» к негативному, ведущему к усилению зависимости и отсталости как в период колониализма. Результатом такой политики стали тяжелые социальные последствия, обусловленные усилением в «модернизирующихся» обществах социального неравенства и ухудшением положения, разрушением бытия значительных слоев населения. Отсутствие адекватного анализа значения стабильности и единства общества, попытка замены локальных социальных регуляторов на привнесенные, прямолинейность имитаторской модернизации ведет к дезорганизации, разрушению и хаосу в обществе, социальным потрясениям. В данном контексте актуализируется вопрос обращения к методологическим основаниям самой теории западноцентристской социальной модернизации, к научной обоснованности постулата о линейном паттерне общественного развития, его практического осуществления в рамках социальных преобразований современности.

Отправные постулаты социальной философии лежат в основании философско-мировоззренческих концепций социогуманитарных наук. Теоретическая основа формирования представления о предмете социальной философии наиболее четкое выражение находит в философском принципе методологического индивидуализма: «Все социальные явления должны быть поняты как результат решений и т.д. человеческих индивидов» [4, 98]. Подобная постановка вопроса подводит к необходимости изучения множества свободных индивидов как движущей силы социально-исторического процесса и рассмотрения общества в качестве продукта совместной деятельности людей, способных собственными усилиями создать необходимые условия существования. Если рассматривать становление человека как одно из направлений эволюции общества, то другим его важнейшим направлением становится формирование межличностных связей. По мере развития общества именно они все больше попадали в поле зрения исследователей. Стала изучаться социальная структура: наличие классов, слоев, групп, связи между ними. В этих условиях требовался новый, адекватный представлению об обществе как социальном целом метод. Его роль сыграла диалектика, не элиминирующая при этом другие применявшиеся методы. Так, в рамках диалектики применялся монизм. Результат его использования состоял в том, что место одного человека заняло общество. Это и стало основой социоцентризма. Представители монистического течения считали, что на каждом уровне социальной структуры можно видеть главный системообразующий фактор, который воздействует на все прочие явления (т.е. части системы находятся в субординационной зависимости). Более того, на данном уровне речь шла уже не множестве индивидов, а о множестве социальных объектов: государств (Н.М.Карамзин), наций (Дж. Вико), культур (О.Шпенглер), цивилизаций (А.Тойнби), этносов и суперэтносов (Л.Гумилев), классов (К.Маркс), рас (Г.Лебон, Ж.Гобино) и т.д. Они выделялись по различным основаниям: отношение к средствам производства (классы – в марксизме), доминирующая религия или тип ментальности (цивилизации – у С.Хантингтона, А.Тойнби), биологические особенности индивидов (расы – у Ж.Гобино) и т.д. В рамках данных исследований использовался, и наибольшее значение приобрел бинарный субметод диалектики. «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крестьянин, короче, угнетающий и угнетаемый, вели непрерывную борьбу… Наша эпоха упростила классовые противоречия: общество раскололось на два большие, стоящие друг против друга, класса – буржуазию и пролетариат» [5, 424-425]. Подобный взгляд на общество обусловил целое направление в научных исследованиях. Так, А.Тойнби считал причиной гибели любой цивилизации конфликт творческого меньшинства и нетворческого большинства. С.Хантингтон представляет будущее как столкновение Западной (христианской) и Восточной (мусульманской) цивилизаций. В расистской (Гобино, Лебон и др.) теории на первое место выдвигается борьба двух типов рас – арийской (белой) против всех остальных (черной, желтой и др.). Такой подход обусловил способы исследования, в рамках которых «анализ механизма культуры… начинается с выделения дуальных оппозиций, с анализа отношений между полюсами оппозиций. Полюса противостоят друг другу как несовместимые, взаимоисключающие противоположности, которые не могут существовать друг без друга» [6, 61-62]. Таким образом, деление общества на две самостоятельные и противоположные части привело к тому, что социально-исторический процесс часто редуцировался к бинарности, а роль личности нивелировалась. Многие важные действия и события, которые не укладывались в подобное понимание социальной структуры, игнорировались.

Представление о предмете исследования изменилось при использовании другого субметода – динамического. Его применение позволило рассматривать процесс развития человеческого общества как развивающееся во времени прошлое. «Люди сами делают свою историю, но они делают ее не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не они сами выбирали, а которые непосредственно имеют место, даны им и перешли от прошлого» [7, 119]. При этом прошлое выделялось исключительно как самостоятельный объект научного изучения, имеющего целью «познание прошлого как вещи в себе» [8, 6]. Сформировавшееся на базе диалектики, такое понимание предмета исследования было, тем не менее, ограниченным, так как, исследования лишь прошлого человеческого общества отождествлялись с социально-историческим процессом. Так, В.О.Ключевский определяет прошлое как «жизнь человечества в ее развитии и результатах» [9, 3-4]. С ним солидарна и К.В.Хвостова: «История изучает прошлое во всем многообразии его проявлений» [10, 61].

Однако выявление структурированности действий и событий в ходе исследования прошлого показывает, что в целях воссоздания полноценной картины происшедшего, изучение социально-исторического процесса не должно исчерпываться эмпирически наблюдаемыми формами их проявления. Такой подход даст возможность выявить накопившиеся к настоящему времени проблемы, наметить перспективы их решения. Его можно рассматривать как целостное единство явления и сущности. Более того, изучение структуры социально-исторического процесса показывает, что в нем целесообразно выделить три уровня: действий; совокупности действий-событий; совокупности событий. Здесь завершается движение от абстрактного к конкретному. Причем, в совокупности событий находит выражение вертикальная взаимосвязь всех уровней. Прежде всего, перемены в структуре действий приводят к изменению событий, а затем меняется и их структура. Подобная взаимосвязь дает основания говорить о невозможности спонтанности и маргинальности социальных действий.

Всякому социальному действию предшествуют социальные контакты, однако в отличии от них социальные действия – достаточно сложное явление. Любое социальное действие должно включать в себя: действующий субъект, потребность в активизации поведения, цель действия, метод действия, другой действующий субъект, на который направленно действие, результат действия [11]. Сам перечень элементов, составляющих отдельные социальные действия, будет неполным, если не уделить внимания внешнему окружению действующего субъекта или самой ситуации; в этой связи следует обратить внимание на исследования в рамках ситуативных семантик.

Создатель концепции линеарных и нелинеарных моделей развития Анри Пуанкаре по этому поводу писал: «Факты малого значения суть факты сложные, на которые могут оказывать очень чувствительное влияние различные обстоятельства, слишком многочисленные и многообразные, для того, чтобы мы были способны уловить их. Но я должен прибавить, что эти факты мы считаем сложными потому, что запутанная связь влияющих обстоятельств превосходит пределы нашего ума. Без сомнения, ум более обширный и тонкий, чем наш, судил бы об этом иначе. Но все это несущественно; пользоваться мы можем не этим высшим умом, а нашим собственным. Факты большого значения – это те, которые мы считаем простыми, потому ли, что они таковы в действительности, что на них оказывает  влияние небольшое число вполне определенных обстоятельств, или же потому, что они кажутся простыми, и, следовательно, те многочисленные обстоятельства, от которых они зависят, подчиняются законам случая и таким образом друг друга компенсируют. Так, собственно, чаще всего и бывает. Вот почему мы должны несколько ближе исследовать вопрос о том, что представляет собой случай» [12, 559].

Известно, что любой действующий субъект не находится в изоляции, так как его окружает материальный, вещественный мир, культура, социальная сфера. В совокупности вещественных, социальных и культурных условий создается ситуация, которая придает выражение условиям действия и средствам действия. Под условиями действия понимаются те элементы окружения, которые действующий субъект не может изменить, а средства – это те элементы, которые контролирует действующий субъект, не совершая при этом социальных действий без учета ситуации, поскольку социальные действия по определению являются осознанными. Обратим внимание на то, что ситуация входит в рамки социального действия через ориентацию субъекта. В этой связи следует различать оценочную и мотивационную ориентацию субъекта, что означает – каждый действующий субъект должен оценить свое окружение и с помощью мотивации внести коррективы в цель и методы совершенствования социального действия. Однако, если представить себе, например, двух отдельных друг от друга субъектов, один из которых пытается сознательно воздействовать на другого, то даже отсутствие социального окружения не избавит их от необходимости учитывать культурные нормы прежнего социального опыта. Социальные действия в отличии от рефлексивных, импульсивных действий никогда не совершаются мгновенно, то есть в полной мере используется параметр интервального времени, кроме того, в сознании деятельностного субъекта должно возникнуть достаточно устойчивое побуждение к активности [13]. Подобное побуждение к совершению действия называется обычно мотивацией. Мотивация – это совокупность факторов, механизмов и процессов, обеспечивающих возникновение побуждения достижения для субъекта целей, иными словами, мотивация – это такая сила, которая толкает субъекта к совершению определенных действий [14]. Сам механизм социального действия содержит, таким образом, потребность мотивации и само действие. В этом направлении приоритетным является тот факт, что любое социальное действие начинается с возникновения потребностей у субъекта, придает им определенное направление. В контексте настоящего исследования такой потребностью может быть определена и потребность в социальных преобразованиях. Потребность соотносится субъектом с объектами внешней социальной среды, активизируя строго определенные мотивы. Мотивы каждого субъекта, равно как и его конкретно-социальные установки, придают социальному действию неповторимую индивидуальность. Механизм социального действия осуществляется в пределах определенного контакта, и контакта не только пространственного и временного, но и контакта с точки зрения ценностных отношений. Этим, среди прочего, определяется социокультурная уникальность различных обществ, а также объясняется возникновение противоположной тенденции, все более проявляющуюся знаково по мере глобализации всех стилей жизни, - борьбы за сохранение уникальности национальных культур.

Анализ человеческой деятельности показывает, что каждое социальное действие совершается в результате некоторой субъективной активности, которая фактически формирует саму мотивацию и указывает на существование “первотолчка” или своеобразной потребности, приводящей к совершению вполне конкретных действий. В этой связи представляется важным изучение генезиса и структуры социального действия [15]. При этом тип социальных действий следует соотносить со степенью контакта, со степенью сложности формирования социальных взаимодействий и взаимосвязей. Следует обратить внимание на то, что выделение отдельных социальных действий весьма полезно при изучении социальных и исторических процессов. Вместе с тем, даже простое наблюдение показывает, что социальные действия, рассматриваемые как попытка одного индивида или социальной группы изменить поведение другого индивида или группы, редко на практике встречается в единично обособленном виде. То есть, когда кто-нибудь пытается убедить в своей правоте другого, то весьма очевидно, что этот некий, другой, может активно возражать, соглашаться или проявлять пассивность. Так или иначе, он совершает социальные действия. В результате этих ответных действий изменяется способ убеждения, его содержание, наконец, тот же самый диалог может привести к тому, что деятельностный субъект будет вынужден прекратить оказывать воздействие на поведение другого субъекта, то есть, возможны весьма разнообразные результаты социального действия. Очевидно, что, совершая социальные действия, каждый субъект испытывает на себе действие других субъектов, то есть происходит обмен действиями или социальное взаимодействие. Под социальным взаимодействием понимается система взаимообусловленных социальных действий, связанных с циклической причинной зависимостью, при которой действия одного субъекта являются одновременно причиной и следствием ответных действий других объектов. Это означает, что каждое социальное действие вызывается предшествующим социальным действием и одновременно является причиной предшествующих действий, то есть работает система взаимоотношений детерминистских и индетерминистских аспектов. В итоге, социальные действия – это звенья неразрывной цепи, называемые взаимодействием.

Взаимодействие человека со сложными открытыми системами протекает таким образом, что само человеческое действие не является чем-то внешним, а как бы включается в систему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний. Включаясь во взаимодействие, человек уже имеет дело не с жесткими предметами и свойствами, а своеобразными «созвездиями возможностей» [16, 407]. Перед ним в процессе деятельности каждый раз возникает проблема выбора некоторой линии развития из множества возможных путей эволюции системы. Причем сам этот выбор необратим и чаще всего не может быть однозначно просчитан [17, 191].

Необратимость совершенного и воплощенного осознанного выбора, необратимость социального прогресса является одной из основных закономерностей всемирного социально-исторического процесса. На протяжении истории неоднократно имели место длительные застойные периоды и сложные зигзаги в развитии, как в локальном, так и в региональном масштабе; различные общества в результате стихийных бедствий и социальных катастроф иногда оказывались отброшенными далеко вспять в экономическом, политическом и культурном отношении. Но при всей сложности, неравномерности и диалектической противоречивости происходило неуклонное восхождение человечества от низших форм социальной организации к высшим. Хотя в каждом конкретном случае исход столкновения противостоящих друг другу сил прогресса и реакции заранее отнюдь не предрешен с фатальной неизбежностью, тем не менее победа прогрессивных сил, как правило, оказывается более прочной, тогда как победа реакционных сил – временной и преходящей. Это обстоятельство и придает необратимость социальному прогрессу. Следовательно, социально-исторический процесс можно представить как субординированную, многоуровневую систему социальных действий, событий и их совокупности, которая на данном этапе анализа является неизменной и застывшей. Рассмотрение же подобной системы в динамике поступательного движения дает основания говорить о многовариантности процесса.

Следуя логике концепции линеарных  и нелинеарных моделей, выдвинутой А.Пуанкаре, можно определить, что социальные изменения  могут идти линейным, а могут и нелинейным путем. Что в свою очередь, адресует науку к изучению линейных и нелинейных путей развития общества, диктуя необходимость исследования социальных событий, действий, институтов и систем в многомерности и многовариантности их проявлений и развития. Под термином «вариант» в традиционной науке понимается «видоизменение, разновидность; одна из возможных комбинаций» [18, 197], раскрывающая процесс на уровне явлений, обладающая статусом реальности и находящая выражение в наблюдаемости, фиксируемости, казуальности. Вариант можно представить как «объективно существующую тенденцию общественного развития, которая коренится в материальных условиях жизни общества, содержащих возможность определенного исторического действия» [19, 7]. Утверждается, что сама история развития человеческого общества есть «реализовавшаяся возможность социального бытия, и, следовательно, - альтернатива небытию человечества. Любые разновидности обществ в подобном ракурсе следует рассматривать как варианты в рамках данной альтернативы» [20, 53]. В подобном контексте вариант предстает не просто как одна из возможных комбинаций или как альтернатива, возможность какого-либо иного развития событий, но – как сущностная категория, в основе которой лежит структурированность действий и событий.

Самим определением противопоставляются реальный и альтернативный варианты. Если под первым понимается эмпирически наблюдаемая и фиксируемая действительность, то «альтернативным» - считается действительность потенциальная, внеэмпирическая. Разумеется, анализу поддается лишь свершившийся факт, как зафиксированная на данный момент совокупность событий, единственно возможная и свершившаяся. Но развитие событий можно рассматривать и с точки зрения их изменчивости, становление свершившегося факта предполагает несколько возможных, не свершившихся, при этом один из них может быть оптимальным. Так, по мнению А.А.Кара-Мурзы, «Россия вынуждена заниматься не тонкой настройкой своего социального организма, когда из неплохих вариантов можно выбрать оптимальный, а всегда выбирает такой, который бы не привел к катастрофе» [21, 9]. Идея нелинейности и возможности выбора включает в себя многовариантность, альтернативность выбора путей эволюции, ее необратимость. В целом же совокупность свершившегося и несвершившихся вариантов и образует многовариантность.

Проблемный характер современного философского знания диктует необходимость воспринимать его не как сумму универсальных истин, годных на все случаи жизни, а, скорее, как творческий поиск ответов на мировоззренческие вопросы и вопросы личного бытия. В таком подходе может быть реализован принцип гуманизма, путем преодоления психологии зависимости и усвоения современного стиля мышления, исходящего из признания многовариантности социального устройства и культуры народов мира, приоритета человека и его ценностей. Наличие онтологических оснований – еще одна проблема, которая выявилась в ходе анализа многовариантности. Ряд специалистов считает, что она является лишь гносеологическим феноменом. Многовариантность «заключена в природе познавательной деятельности, она имеет гносеологический характер» [22, 5].

Противоположное мнение состоит в том, что поливариантен сам процесс развития человеческого общества. В нем существует множество вариантов, имеет место борьба «разных тенденций, выражающих различные возможности общественного развития». Затем одна из них побеждает, уничтожает другие альтернативы, становится единственным «реальным вариантом» [23, 7]. Весомый вклад в неодномерное понимание мира внес Н.Я.Данилевский, предложивший мультилинейную циклическую схему, в которой попытался соединить общее и особенное, создать универсальную концепцию, в которой не поглощалась бы индивидуальность каждой конкретной цивилизации и вместе с тем учитывались главные закономерности всемирно-исторического процесса. В его историософии присутствует и принцип однолинейности, помогающий показать ход всемирно-исторического процесса, поступательное движение человечества вперед.

Основываясь на принципе равноценности мировых культур, Н.Данилевский высказал идею, близкую к теории дифференциации Г.Спенсера, показав в ходе сравнительного анализа цивилизаций, что в истории совершается движение вперед – от простого к сложному: каждая последующая цивилизация имеет большие достижения, чем предыдущая. Во всеобщем социально-историческом процессе движение вперед осуществляется за счет совершенствования и усложнения политических и социально-экономических отношений, а также цивилизационной деятельности в целом. К этому достаточно традиционному определению прогресса Н.Данилевский добавил и принципиально новую идею – о роли вариативности в социально-историческом процессе. «Прогресс состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности во всех направлениях» [24, 134].

Существуют и концепции, которые отрицают поливариантность социально-исторического процесса. Так, Ф.Фукуяма считает, что поскольку все государства мира движутся к Западной (американской) модели развития в политике и экономике, то это автоматически элиминирует все возможные альтернативы. Весь XX век «монархия, фашизм, либеральная демократия и коммунизм были жестокими соперниками в борьбе за политическое верховенство, тогда как различные страны выбирали какой-либо из противоположных путей в экономике: протекционизм, корпоративизм, свободный рынок и социалистическое централизованное планирование. Сегодня все передовые страны переняли или пытаются перенимать либерально-демократические политические институты и огромное их количество движутся к рыночно-ориентированным экономикам» [25, 3]. Этот тезис формулируется им в статье «Конец истории»: «Триумф Запада очевиден, прежде всего, потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» [26, 290].

Данное положение можно оспорить на базе качественно иного уровня понимания социально-исторического процесса. Если рассматривать его с точки зрения философии как структурированную, многоуровневую взаимосвязь социальных действий и событий, учитывая непрерывную динамику органического развития, специфику и уникальность диалектически же изменяющихся субъекта и объекта социального познания, то, оперируя концепцией многовариантности, послужившей одним из отправных методологических постулатов нашей работы, применительно к развитию человеческого общества, получается не «конец истории», а иной вариант ее развития.

Критика однолинейного подхода и выявление многообразных процессов, возникающих в русле общих перемен, приводят к утверждению вариативности социокультурных и институциональных аспектов модернизации. В этой вариативности проявляются как сущностные стороны, так и противоречия модернизации, ее взаимодействие с факторами самобытности, трудности ее как реализуемого запланированного процесса и поиск путей локального воплощения самой концепции. «Варианты выбора в любой ситуации не являются случайными, но структурно сходные ситуации дают ряд альтернатив» [27, 216]. Выбор, согласуясь с концепцией многовариантности социально-исторического процесса, может быть разный, включая небытие. Для того, чтобы не произошло последнее, необходимо осознать, «многообразие форм, полилинейность исторического процесса… именно тем и образуются, что разные общества «задействуют» разные культурные ресурсы, создают разные институциональные механизмы для того, чтобы совладать с общей проблемой «абсолютной самостоятельности» индивида или, если угодно, с «размораживанием» его страстей» [28, 58]. В подобном контексте предлагается использование в качестве методологии интегральный подход, который для получения целостной картины исследуемых объектов задействует весь комплекс факторов жизнедеятельности. В основе подхода лежит концептообразующее триединство совокупности заданных природных факторов (географический ареал, демографическая компонента, социальная антропология); факторов, возникающих в процессе жизнедеятельности (закономерности функционирования экономических механизмов, технологическая составляющая прогресса) и социокультурная составляющая, роль которой в условиях новой социальной реальности возрастает до доминантной. Возрастание роли социокультурных особенностей каждой страны обусловливается в условиях глобализирующегося информационного пространства важностью значения духовного производства, опирающегося на традиции прошлых эпох. Это обстоятельство и ложится в основу международного разделения труда и единой всемирной системы жизнеобеспечения мирового сообщества. Новый миропорядок на постиндустриальной основе (достижение этого уровня развития и преследуют догоняющие модернизации современности), таким образом, означает не унификацию по единому образцу, а органическое многообразие цивилизаций.


 

Литература

1. Нехамкин В.А. Проблема поливариантности исторического процесса: генезис, пути решения. Монография. - М., Макс-Пресс, 2002. - 104 с.; Поляковский В.Т. Татаро-монголы. Евразия. Многовариантность. - М.: «Леан-Крафт», 2002. - 231 с. и др.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. - Т.25, ч.2, - М., Прогресс, 1983. - С.354.

3. Федотова В.Г. Типология модернизаций и способов их изучения // Вопросы философии. – 2000. - №4. - С.22; Кулинченко В.А., Кулинченко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России // Политические исследования. – 2003. - № 2. - С.152; Маслов Н.А., Серкин П.Е. Теория социальной модернизации и объективное развитие техногенной цивилизации. - Йошкар-Ола: МарГУ, 2004.

4. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1. - М.: Культурная инициатива, 1992.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. - Т.4. - С.424-425.

6. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). - Т.1. От прошлого к будущему. – Новосибирск: Изд-во «Сибирский хронограф», 1997. - С.61-62.

7. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – 2-е изд. - Т.8. - С.119.

8. Коллингвуд Р. Идея истории. Автобиография. - М.: «Наука», 1980, - С.6.

9. Ключевский В.О. Лекции по русской истории. - Кн.1. - М.: «Мысль», 1993. - С.3-4.

10. Хвостова К.В. История: проблемы познания // Вопросы истории. – 1997. - № 4. - С.61.

11. Перспективы метафизики: классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков. – СПб.: «Алетейя», 2000. - 415с.

12. Пуанкаре А. Наука и метод. Под ред. Понтрягина Л.С. - М.: «Наука», 1983.

13. Попов В.В. Логика изменений и темпоральная логика. - Ростов-н/Д., 1992.

14. Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. – М.: «Аграф», 1998. – 480 с.

15. Сергейчик Е.М. Философия истории. - СПб.: «Лань», 2002. – 608 с.

16. Степин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. - М.: РАН, Ин-т философии, 1994. - 407c.

17. Степин В.С. Философская антропология и философия науки. - М.: Высшая школа, 1992.

18. Советский энциклопедический словарь. - М.: «Советская энциклопедия», 1980.

19. Могильницкий Б.Г. Историческая альтернативность: методологический аспект // Новая и новейшая история. – 1990. - №3. - С.7.

20. Альтернативность истории // Анналы. Научно-публицистический альманах. - 1992. - №3. - С.53.

21. Круглый стол «Риск исторического выбора в России» // Вопросы философии. -1994. - №5. - С.9.

22. Смоленский Н.И. Возможна ли общеисторическая теория? // Новая и новейшая история. – 1996. - №1. - С.5.

23. Могильницкий Б.Г. Историческая альтернативность: методологический аспект // Новая и новейшая история. – 1990. - № 3. - С.7.

24. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М.: Изд-во «Известия», 2003. – 608 с.

25. Fukuyama F. Trust. - N.Y., 1996.

26. Фукуяма Ф. Конец истории // Философия истории. Антология. - М., 1994.

27. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительный анализ цивилизаций. - М.: Аспект пресс, 1999.

28. Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. - М., 1998.