УДК 572: 330.836+303.425

 

Д.Е. Муза (д-р филос. наук, доц.)

Донецкий национальный технический университет

dmuza@mail.ru

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ XXI ВЕКА:
КОНТРАПУНКТ ТЕХНОЛОГИИ И РЫНКА

 

Статья посвящена проблеме современного антропологического поворота, который рассматривается под углом зрения утраты современным человеком сущностных признаков и их замены на «плавающие» характеристики. Демонстрируется, что эта тенденция складывается под влиянием двух факторов – доминирования технологий и рыночной динамики.

распад сущности Homo, техно-экономика, постчеловек, постанроподинамика

 

Современные дискуссии о человеке всё чаще акцентируют факт трансгрессии этого существа к новым онтологическим рубежам и интригам. Думается, что это вовсе не случайно, поскольку на повестке дня тенденция окончательной утраты homo своего главного, субстанциального индикатора и замены его на мультимодальные структуры и прогрессирующие конфигурации функционалов. Речь идет о «человеке Тьюринга», о «кибернафтах», о е-homo, о Nano-sapiens-е, о «бионических ангелах» и пр. Нередко можно слышать о наступлении «эпохи нового тела», о преодолении биосферной и социосферной «ограниченности», о разрушении прямолинейности и подчеркнутой ущербности фило-, онто- и социогенетики. Между тем, новая эпоха обещает быть эпохой улучшенного вида или же его радикальной трансформации, причем, в аспекте монадности, размещенной в постбиосферном и информационно-цифровом мирах с принципиально непредустановленной гармонией.

Иначе говоря, достаточно определенный образ человека поставлен постмодернистской культурой с её «техногнозисом» и «техно-ауто-поэзисом» под радикальное сомнение, а взамен предлагаются варианты его черновиков, прямо или косвенно указывающих на тенденцию перехода в состояние «пост-». Конечно, у данной трансгуманистической тенденции есть свои объективные предпосылки: «Лавина ущербных и немощных детей нарастает практически во всех индустриально развитых странах, что уже ассоциируется с начавшимся вырождением кроманьонца как вида... Не исключена уже социогенетическая смена его постчеловеческим разумным существом» [1, с.151].

Однако такая общая проблемная рамка нуждается в концептуальной конкретизации, что, собственно, и предпринимается в настоящей статье. В ней я преследую цель – рассмотреть антропологический переход под углом зрения двух катализаторов: современных технологий и рыночных игр. Причем, такая интерпретация опирается на представление о том, что технология и экономика как онтологические размерности современного социума могут быть представлены через контрапункт, и через эквипотенциальную систему – «техноэкономику».

Если обратиться к современной рефлексии этого перехода, то в её зеркале обнаруживается ряд любопытных обстоятельств. Например, отечественный автор В.Г.Табачковский, убедительно показал метаморфоз от классического (моносущностного) понимания человека к нынешним вариациям его полисущностной, дискретно организованной природы [2]. В этом же духе, но и иными методологическими акцентами («природа человека является многоуровневой, а его сущность – многомерной»), выразил свою позицию российско-украинский дуэт философов – С.А.Лебедев и Ф.В.Лазарев [3, с.34]. Но правоту этих медитаций подтверждают и более конкретные (прицельные) исследования. К примеру, Ю.Хабермас, много говоривший о «генно-технологической самоинструментализации» человека, не видел в «натуралистическом футуризме» чего-то странного, ведь ранее натурализм физики, неврологии и эволюционной биологии преодолел классические моно-образы человека, созданные религией и метафизикой [4, с.107]. Правда, нынешний этап «либеральной евгеники» несет в себе ряд этических дилемм, в конце концов, возвращающих нам прежний облик homo. В свою очередь, Ф.Фукуяма указывает на биотехнологическую революцию, т.е. открытия нейрофармокологии и молекулярной биологии как на главные инструменты конституирования постчеловеческого будущего. Именно чрезвычайная «пластичность» человеческой природы, открытая наукой и подпитываемая новыми формами свободы, открывает новое измерение истории [5, с.305-308].

Однако тональность дискурса о человеческо-постчеловеческом уделе может быть и другой. На ином, а именно, сверхдинамичном глобально-социокультурном аспекте утраты человеком себя, делает ударение О.Тоффлер: «по мере разрушения научных, экономических, политических и других границ размывается само понятие того, что значит быть человеком» [6, с.531]. Это размывание, с чем можно согласится, имеет свои эпистемологические причины («смена медиумов переход к аудиовизуальной форме коммуникации, предполагает культивирование иных, нежели интеллектуальные, способностей человека. Это не означает конца философии и философской антропологии вообще, но предполагает смену форм философствования» [7, с.454])[1]. Но всё же, онтологические размерности здесь выступают как базисные, поскольку они задают структурно-топологические, ритмические и семантические координаты жизни. В отношении прояснения наличной онтологической специфики несомненный интерес представляют работы двух российских авторов – С.С.Хоружего и В.А.Кутырева.

Так, С.С.Хоружий прямо указывает на причины происходящего, т.е. на изменение человеческого бытийного горизонта: «Генетические и гендерные эксперименты, практики трансгрессии (включая феномен суицидального терроризма), экстремальные психопрактики, «кислотные» и виртуальные практики... – весь этот спектр явлений, как мы говорили, выражает некоторые перемены с Человеком. Что это за перемены, как можно их охарактеризовать? В первую очередь, во всех перечисленных явлениях видна одна общая черта. Если и не все они имеют непосредственно кризисный и катастрофический характер, то заведомо все имеют характер предельный: все они суть такие явления и практики, в которых Человек устремляется к пределу, к границе своих возможностей, самого горизонта своего существования: к той области антропологических проявлений, в которой начинают изменяться фундаментальные предикаты способа существования человека и которую естественно называть антропологической границей. Далее, надо обратить внимание на беспрецедентное множество и разнообразие, предельную же широту диапазона совершающихся предельных явлений. Это свидетельствует о том, что «предельность» – погруженность в предельные практики и стратегии, акции, формы поведения – становится для Человека самоценностью, самоцелью. Человек стремится актуально осуществить и испытать все и любые в принципе возможные предельные проявления, стремится активизировать, актуализовать весь их существующий круг, репертуар. Эту особенность и можно считать общей определяющей чертой той антропологической динамики, которая обнаруживается во всем комплексе новых характерных явлений антропологической ситуации наших дней» [9].

В свою очередь, В.А.Кутырев в своем триптихе: схватка «естественного» и «искусственного», борьба «культуры» и «технологии» трасформировались в борьбу человека со своим иным. Причем, он заявляет о «Великой, всеобъемлющей нигилистической революции», которая не только удалила «файл» Бытия, заменив его возможными (виртуальными) мирами, а на место Homo sapiens воздвигла «Computer science искусственный». Причем, эта революция происходит под лозунгом «инонизма», т.е., достижения мира количества, онтологии «чужого» и нигитологии, наконец, «идеологии отказа человеческого вида от продолжения своего рода» [10, с.144].

Как видим, обрисованные трансформации человека и его мира находят в современных дискурсах своё определенное выражение. Но в данной ситуации, как представляется, нужна дополнительная рефлексия, осуществляемая с целью выработки мета-позиции. Итак, если конкретизировать разнообразные дискурсы через идею перехода (поворота) в новую стадию, то напрашивается следующее: а) в настоящий момент «снята» привычная (психо-физиологическая) онтология человека – онтологией пост-людей, в которой обретена новая телесность и гиперинтеллект, а также созданы невиданные ранее функционалы и установлены иные типы связей в рамках заметно трасформированной диметрии; б) конституирован оптимальный тип реальности – виртуальная реальность, которая онтологически независима от предметного мира и его модусов, и вообще выступает в качестве смыслового экстракта пост-человеческого бытия; в) радикально изменен хронотоп бытия пост-homo, причем, таким образом, что привычным метрикам в «сетевом сообществе» и «обществе потребления» нет места, а взамен предложена сеть техно-виртуальных топосов и кластер «вечного настоящего»; г) артикулированы и методично культивируются «нечеловеческие» цели, интересы и ценности. Всё бы хорошо, но этот суммативный трансгрессирующий феномен на глазах становится феноменом глобального масштаба и уровня сложности.

Нужно заметить, что проблема человека нередко осознаётся в виде проблемы его адаптации к современным, радикально меняющимся условиям жизни. Формально это справедливо. Ещё в советской глобалистике ей было уделено внимание под углом зрения демографии, биологии и социологии (работы И.Т.Фролова, В.В.Загладина и др.). Сегодня она находится в фокусе внимания различных специалистов – эволюционной биологии и психологии, этологии и кибернетики, когнитивной неврологии и социологии, антропологии и этики. При этом, как правило, указывается на её позитивное звучание. Но осмысление проблемы человека предлагается также вести средствами философии, которая привыкла видеть всякую проблему не только с лицевой, но и изнаночной сторон. Поэтому, сегодняшний посыл философии – установить и описать т.н. «антропологические ловушки» (кризис идентичности, медийное манипулирование сознанием, дегуманизация, гегемония масс-культуры), выглядит оправданным. Последние связаны с: а) реализацией уродливых социально-антропологических доктрин; б) разрушением базисных определений homo sapiens; в) осуществлением негативных цивилизационных, геополитических процессов, в т.ч. глобализации [11, с.39].

Проще говоря, философия не может миновать того факта, что антропологическая эволюция (вплоть до ставших очевидными тупиков и ловушек), своим динамизмом обязана Западу[2], точнее, западной цивилизации модерна и её нынешней трансформации в постмодерн.

Нужно заметить, что к такому пониманию, а именно: «анропологического излома», «антропологического тупика», «антропологического кризиса» пришли не сегодня. В наиболее общем виде эта проблема была поставлена О.Тоффлером в его программной работе «Футурошок» (1972): в результате встречи с радикальными переменами в жизненном укладе, формах, ритме возникло особое психобиологическое состояние человека – боязнь перемен. При нарастающих изменениях во внешней среде происходит изменение психического состояния людей (ощущения «бомбардированы», индивиды пребывают в состоянии «информационной перегрузки», решения принимаются в состоянии стресса, без должной рефлексии и оценки). В результате мы можем наблюдать миллионы (если не миллиарды) «жертв футурошока». Правда, Тоффлер интерпретировал перемены как вторжение будущего в настоящее и на этом основании пытался построить «мировую теорию адаптации». Она предполагала управление изменениями в сторону смягчения их последствий, демократизацию самих методов и пересмотр всех (в т.ч. технократических, как неадекватно представляющих цели человечества) ориентаций в будущее. Однако, как мы знаем теперь, вторжение будущего[3], проходившее без надлежащей амортизации, как раз и обернулось неисчислимыми жертвами. В т.ч., потому, что темпы научного, технологического и социального изменения затронули «химическую и биологическую стабильность человеческой расы» [14, с.276].

В немалой степени трансформации вида homo были ускорены в 90-е годы ХХ ст. Эта проблема зазвучала иначе, и, прежде всего, в связи с биотехнологической революцией (разработка и внедрение в практику новых лекарственных средств, успехи в исследовании стволовых клеток, генная инженерия). Считается, что именно с её помощью открылась возможность заняться евгеникой, т.е. практическим улучшением человеческой природы, исправлением изъянов предшествующих ступеней антропологической эволюции.

Но и это ещё не всё, поскольку параллельным курсом осуществлялась информационная революция, которую удачно предвосхищали в своих трактатах такие разные авторы как Н.Винер и М.Маклюэн. Тем не менее, её разбег и нынешние формы чаще всего осмысливаются стандартно, т.е. посредством указания на взрывоподобный рост количества информации (за 10 последних лет вычислительная мощность увеличилась в 1000 раз); или делаемого ударения на специфике информационного обмена, в отношении которого не действует принцип сохранения, присущий веществу и энергии [15, с.53]; или фиксации того обстоятельства, что «компьютер не только революционализировал посредством электронных соединений нашу нематериальную жизнь, он безвозвратно изменил и нашу материальную жизнь» [16, с.12]. Речь, по большому счету, идет об эмпирических и структурных моментах, таких как: техно-арт, техноспектакли, техно- и био-музыка, кибернетический боди-арт, киберсекс, киборгизация телесности, и конечно, о новых субъектах типа техно-яппи, киберпанков, киберхиппи, «терминаторов», виртуальных двойников и т.д.[4]

Конечно, эти рамочные аспекты важны для понимания исследуемой трансформации, но они охватывают лишь её внешнюю сторону. В более конструктивном направлении: от явлений – к сущности, пытается идти американский публицист Э. Дейвис и российский ученый В.А.Кутырев. Первый делает акценты на техногнозисе, как ключевом параметре современного бытия, в частности, на создании нового мифа об информации, электрическом мозге и бесконечных базах данных, компьютерном прогнозировании и гипертекстовых библиотеках, реалистичных медиаснах и всепланетарной экранной культуре, связанной воедино глобальной коммуникационной сетью [17, с.15]. Второй говорит о перейденном «Рубиконе антропологии», т.е., об умалении онтологии человека за счет достижений Hi-tech-а и биотехнологий, и приведение ситуации к полной деэволюции человеческой экзистенции [18, с.69-75]. Разумеется, эти ценные наблюдения нуждаются в корректной интерпретации, поскольку инфляция человеческой сущности поставлена в зависимость от познавательных и бытийных паттернов.

Делая небольшое методологическое отступление, хочу подчеркнуть то обстоятельство, в соответствии с которым две ведущие тенденции современного бытия – последовательная технологизация человека (=его дисфункция как человека) и спорадическая гуманизация техносферы (установление человекоразмерных смыслов) не только не совпадают, но во многом контрадикторны. Очевидно, что пришел период их дивергенции, а не образования гомеостазиса[5]. Но как быть с тем фактом, что прежние этапы эволюции homo предполагали борьбу с хаосом, как внутренним, так и внешним.

Итак, нужно заметить, что природа человека в мировых религиях, а тем более, в западной науке и философии модерна (т.е. ХVI - ХХ ст.), – величина постоянная[6]. Ситуация меняется к концу ХХ века, когда происходит серьёзный социокультурный сдвиг в представлениях о ней, вызванный названными факторами. В конце концов, появляется идея о нежесткой, не-предзаданной природе человека, которую можно деформировать в любом удобном направлении. Разумеется, наука, рынок и СМИ здесь должны сделать своё эпохальное дело, внушив человеку комплекс недостроенности, ущербности. Определенная ставка тут делается на общественные движения и организации (напр., Всемирную Ассоциацию трансгуманистов – WTA), отстаивающие принципы изменения эволюции человека и появления его нового, более совершенного вида.

Тем не менее, есть серьезные причины думать об этой проблеме иначе. Обеспокоенность прохождения именно такой, либерально организованной траекторией вовсе не напрасна, поскольку «самоинструментализация вида» (Ю.Хабермас) несёт в себе новые противоречия и проблемы. Например, этическую дилемму видят в том, что: а) генетически запрограммированные личности уже более не рассматривают себя как безраздельных авторов своей собственной истории жизни; б) в отношениях с предшествующими поколениями они уже более не могут без каких-либо ограничений рассматривать себя в качестве равных по происхождению личностей [4, с.93].

Но на фоне новых перспектив эти дилеммы кажутся чем-то акцидентальным. Не секрет, что разнообразные перспективы: перспектива киборга (соединение «естественного» человека и техногенных деталей), перспектива полностью искусственного существа (создание Франкенштейна), перспектива создания «сапиентиссимуса» (сверхразумного организма); перспектива «улучшенных людей» (частичный андроид), дают колоссальный заряд оптимизма и уверенности [21]. Конечно, эти перспективы опираются, с одной стороны, на факт ухудшающейся генетики вида homo, а с другой, на потрясающие успехи современной науки и техники. Но масштаб проблемы не исчерпывается такими её границами. Скорее наоборот, он только его минимизирует и затемняет.

 Чтобы понять это, нужно обратиться к услугам философской антропологии, которая имеет дело с «сущностью и сущностной структурой человека» (М.Шелер). По большому счету, в человеке заложены и в разной степени развиты три программы: биологическая, социальная и духовная. Спор о первенстве какой-нибудь одной – это сквозная проблема всей обозримой истории и культуры, поскольку за каждую программу в разные эпохи ратовали религия, философия, искусство и наука. У них всех находились аргументы в пользу редукции человека либо к биологическому, либо к социальному, либо к духовному основанию. Но на самом деле современная ситуация человека говорит о том, что за основу её понимания и трансформации берется человек западного типа, не мыслящий себя вне долголетия, комфорта, достатка и конечно же, процедуры самоуправления своим собственным развитием. При этом в расчет не взяты антропологические сюжеты иных цивилизаций, где вообще по-другому акцентирована и представлена сущность человека, а также указаны варианты её проявления в социуме и во взаимодействии с космосом. В терминах современного гуманитарного знания, – выстроены формулы идентичности.

Так, в Китае человеческая сущность соотнесена с Дао (Законом), с природой и развивается циклично; в Индии она находится в зависимости от многообразных высших и низших сил, но сопряжена с универсальным духовным принципом – Брахманом. В исламской цивилизации человек – творение Всевышнего, а в православной – отображение Святой Троицы. И только Запад предоставил homo самому себе, своей квазидуховности (рассудку, воображению, желанию и капризу), отбросив божественное измерение своего присутствия в мире; через труд соединил его с природой, и через труд таки удалив его из природы, сделав при этом её врагом (!); поместив его в социальную семью, вскоре максимально освободил от «пут» этого самого социума. Но самое, пожалуй, важное состоит в том, что, будучи вооруженным наукой и техникой, «западоид» (А.А.Зиновьев) объявил всю предшествующую эволюцию человека – тупиковой, а значит, ложной. Т.е., отвергая разнообразный опыт других народов и цивилизаций, он предложил свой исключительный – по меркам истории, – антропологический марафон, всеобщим достоянием человечества. Иначе говоря, ценности «западоида» объявлены ценностями всего человечества.

Но положение о доминировании технологий при переходе человека в постчеловеческое состояние, тем не менее, заметно модифицируется, если ввести в рассмотрение переменную экономики (рынка). Не секрет, что ранее ей уделяли внимание представители разных социальных наук, в т.ч., социальной психологии [22, с.106-279], культурологии [23] и экономики [24, с. 63-75]. В конце концов, эта проблема четко артикулирована в виде принципа раскрепощения природы человека при помощи рынка, а именно, идеологией laissez faire. Конечно, эта идеология видоизменилась на пути от классического – через неклассический – к постнеклассическому капитализму (Ф.Г.Федотова). Нынешний же рынок предстает в модифицированном виде, а именно, на новый тип репрезентации его процессов посредством медиа. Между тем, в постмодернистском культурном пространстве и рынок и медиа образуют «две системы кодов отождествления таким образом, что дают возможность либидинальным энергиям одной системы накрыть другую систему, не создавая при этом... синтеза, нового объединения, нового языка или чего-нибудь такого» [25, с.310].

Но этот вывод тем более интересен в свете представления постнеклассической философии науки о том, что абсолютные пределы управляемости Вселенной – отсутствуют, т.е. нет никакого конечного числа фундаментальных законов, при помощи которых разворачиваются процессы в неживой, живой и социально-организованной формах движения материи. Значит синтез технологии и рынка возможен в точке социальной бифуркации, как в принципе возможна новая тотализация вида homo. Однако понятно и другое: пока несрощенные социальные структуры будут и дальше порождать хаос, в качестве лона рождения упорядоченности post-homo. В качестве примера сошлюсь на работу шведских интеллектуалов – А.Барда и Я.Зодерквиста.

В информационном обществе, как считают эти теоретики, наиболее важным элементом будет «портал власти», или связующее звено всеобъемлющей сети. Вокруг него и формируется Netoкратия, способная к артикуляции адекватных аттракторов [26, с.58]. Нисколько не скрывая своих намерений, они утверждают, что нетократия должна управлять «низшим классом, манипулируя тем, что можно назвать потребляющей деятельностью консъюмтариата, деятельностью, вызванной желаниями» [26, с.147]. Умело используя схему: реклама + потребитель = желание, можно решить две задачи: привязать консъюмтариат к наркотическому потребительству; и тем самым, дистанцироваться от него. На этом пути должны быть отброшены любые институты, содержащие гуманистический принцип, не говоря уже о нем самом. Напротив, в духе идей Ч.Дарвина и Ф.Ницше это общество просто обязано пройти сквозь «естественный отбор» и сформировать нетократическую наследственность. Она – не чета прежним формам социального воспроизводства (семья, трудовые коллективы), тормозившим развитие как таковое. Всё это нуждается в одной важной поправке: отбор будет контролируемым, но не большинством, а «нетократическими дивидуалами».

Этот антропологический ракурс также ценен для понимания всего нетократического проекта. У А.Барда и Я.Зодерквиста, указывается на то, что в информационном обществе «развитие личности идет по пути реализации всех возможных состояний человека делимого, создания прагматичного союза различных темпераментов и черт характера». И далее, самое интересное: «шизофреническая, калейдоскопическая личность... становится достойным подражания параметром, поскольку она функциональна» [26, с.206][7]. Но этот прагматический союз будут создавать именно нетократы, главная цель которых – замена сетью человека в качестве великого общественного проекта, – не выглядит шизофренически. Также не выглядит шизофренически заявление о том, что с такими онтологическими параметрами (иерархией во главе с нетократией, процедурами недемократического принятия решений, создание режима диктатуры желаний для низшего класса – консъюмтариата, культивирование в человеке прогрессивно расщепляемой сущности), информационное общество «не тоталитарно» [26, с. 11](!).

Объективная оценка этого проекта говорит о другом: перед нами не только манипулятивные процедуры[8], но и возможно, рождение новой, информационной разновидности тоталитаризма. Во-первых, нетократическая сетевая власть не обеспечивает ту «меру свободы» (Ж.-Л.Нанси), которую несли в себе иерархические структуры прежних обществ; во-вторых, она выводит из игры человека, заменяя его шизиком и предоставляя ему иные, не гуманные правила игры; в-третьих, она искусственно создает консъюмтариат, участь которого – жить в мире репрессированной чувственности и иллюзорных желаний. Что же касается самой информации, как новой «субстанции» для развертывания всех процессов, включая антроподинамические, то о ней есть мнение как о «самой совершенной эссенции лжи, которую будет загонять «шприц», воткнутый в мозги человечества» [29, с.73]. Причем, лжи, являющейся рыночным бредированным (изысканным) товаром.

Отсюда напрашивается предварительный вывод: современный западный человек вступил на стезю технологического и рыночного саморасщепления, вначале пути рационально и деятельностно преодолев конечный набор принципов (напр., Декалог) организации своего бытия, а затем перешел к самообольщению через миражи беспредельности[9]. Преодоление сложившейся ситуации видится диаметрально противоположным образом: или в программе примитивизма (добровольное сокращение человечества в 2000 раз, полное уничтожение технических устройств, расселение оставшихся 30 млн. в тропических областях для воссоздания до-неолитической социальности [30]); или в программе симбиозных человеко-роботов, живущих и находящих смысл в киберпространстве плюс интерьере рынка.

И поскольку эти две тенденции неравновелики (неравноценны как для homo, так и для post-homo), то приходится ждать постмодернистский «великий Отказ», где субъект Отказа утверждает свой объект в контрапункте технологии и рынка.

 

Список литературы

1. Демиденко Э.С. Ноосферное восхождение земной жизни / Э.С. Демиденко. – М.: МАОР, 2003. – 247 с.

2. Табачковський В.Г. Полісутнісне homo: філософсько-мистецька думка в пошуках „неевклідової рефлективності” / В.Г. Табачковський. – К.: Видавець ПАРАПАН, 2005. – 432 с.

3. Лебедев С.А. Многомерный человек: онтология и методология исследования / С.А. Лебедев, Ф.В.Лазарев. – М.: Издательство Московского университета, 2010. – 96 с.

4. Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике? / Ю.Хабермас // Будущее человеческой природы. – М.: Издательство «Весь мир», 2002. – С. 11 – 114.

5. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции / Ф.Фукуяма. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ОАО «ЛЮКС», 2004. – 349 с.

6. Тоффлер Э. Революционное богатство / Э. Тоффлер, Х. Тоффлер. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ПРОФИЗДАТ, 2008. – 596, [1] с.

7. Марков Б.В. Человек в эпоху масс-медиа (символы эпохи Internet) / Б.В.Марков // Информационное общество: С-Пб. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 452 – 507.

8. Бодрийяр Ж. Насилие глобального / Ж. Бодрийяр; Под ред. Л.В. Савина // Глобальный дискурс: Сборник статей. – Сумы: ИТД «Университетская книга», 2003. – С. 25 – 33.

9. Хоружий С.С. Глобалистика и антропология / С.С. Хоружий // Режим доступа: http:// synergia-isa.ru/ wp-content/ uploads/ 2009 / hor interelig rus.doc.

10. Кутырёв В.А. Человеческое и иное : борьба миров / В.А. Кутырёв. – СПб.: Алетейя, 2009. – 264 с.

11. Лазарев Ф.В. Современная цивилизация: ноосферно-антропологический проект / Ф.В. Лазарев // Человек и современная цивилизация. Сборник статей. – Симферополь: ДОЛЯ, 2008. – С. 11 – 42.

12. Тейяр де Шарден П. Феномен человека / П.Тейяр де Шарден. – М.: Главная редакция изданий для зарубежных стран издательства «Наука», 1987. – 240 с.

13. Шапиро Р. Прогноз на будущее / Р. Шапиро. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 537 с.

14. Тоффлер А. Футурошок / А. Тоффлер. – С-Пб.: Лань, 1997. – 464 с.

15. Делягин М.Г. Драйв человечества. Глобализация и мировой кризис / М.Г. Делягин. – М.: Вече, 2008. – 528 с.

16. Дери М. Скорость убегания: киберкультура на рубеже веков / М. Дери. – М.: АСТ МОСКВА, 2008. – 478 с.

17. Дэвис Э. Техногнозис : миф, магия и мистицизм в информационную эпоху / Э. Дэйвис. – Екатеринбург: Ультра. Культура, 2008. – 480 с.

18. Кутырев В.А. Философия трансгуманизма: учебно-методическое пособие / В.А. Кутырев. – Нижний Новгород: Нижегородский университет, 2010. – 85 с.

19. Князева Е.Н. «Я» как динамическая структура-процесс / Е.Н. Князева // Синергетика: человек, общество. – М.: Изд-во РАГС, 2000. – С. 78–90.

20. Гуревич П.С. Философия человека / П.С. Гуревич. – М.: ИФ РАН, 1999. – Ч.1. – 221 с.

21. Буровский А.М. После человека. Постчеловек. От неандертальца до киборга / А.М. Буровский; Т.Ю. Чеснокова. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 175 – 224.

22. Фромм Э. Здоровое общество / Э. Фромм. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 539 с.

23. Бодрийяр Ж. Идеологический генезис потребностей. К критике политической экономии знака / Ж. Бодрийяр. – М.: Академический Проект, 2007. – С. 67–105.

24. Ослон М. Влада і процвітання. Подолання комуністичних і капіталістичних диктатур / М. Ослон. – К.: Вид. дім «Києво-Могилянська Академія», 2007. – 174 с.

25. Джеймисон Ф. Постмодернізм, або Логіка культури пізнього капіталізму. – К.: Видавництво «Курс», 2008. – 504 с.

26. Бард А. NETOКРАТИЯ. Новая правящая элита после капитализма / А.Бард, Я.Зодерквист. – СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. – 252 с.

27. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием / С.Г.Кара-Мурза. – М.: Алгоритм, 2000. – 688 с.

28. Дугин А.Г. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века / А.Г.Дугин. – С-Пб.: Амфора. ТИД Амфора, 2009. – 351 с.

29. Джемаль Г. Наследие Кириллова. Постчеловек. От неандертальца до киборга / Г.Джемаль; Т.Ю. Чеснокова. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 53–77.

30. Зерзан Дж. Первобытный человек будущего. – М.: Гилея, 2007. – 224 с.

 

Надійшла до редакції: 16.02.2011

Д.Є. Муза

Донецький національний технічний університет

АнтропологІчНИЙ поворот ХХI століття: контрапункт технології і ринку.

Стаття присвячена проблемі сучасного антропологічного повороту, який розглядається під кутом зору втрати сучасною людиною сутнісних ознак та їх заміною „плаваючими” екзістенційними характеристиками. Доведено, що ця тенденція складається під впливом двох чинників – домінування технологій та ринкової динаміки.

розпад сутності Homo, техно-економіка, постлюдина, постанротподинаміка.

 

D.E. Muza

Donetsk National Technical University

The antropological turning of XXI century: contrapuntal technology and market.

This article is devoted to the problem of modern anthropological turning which is consided from the point of view of the loss of essential features of modern person and substitution into elastic characteristics. It is demonstrated that the tendency is formed under the influence of two factors – domination of technology and market dynamics.

unpack essence of Homo, techno-economics, post-human being, postantropodynamics

 

 


[1] В своё время Ж. Бодрийяр указал на то обстоятельство, что «антропологическая конфронтация» между недифференцированной универсальной культурой и любыми сингулярностями, продуцированными постмодерном – лингвистическими играми, постэстетикой, религией потребления, терроризмом и т.д., неминуемо востребуют новый дискурс [8].

[2] В этом отношении справедлива ремарка П. Тейяра де Шардена о том, что «ведущая ось антропогенеза прошла через Запад», поскольку «всё, что было давно известно в других местах, приняло окончательное человеческое значение, лишь войдя в систему европейских идей и европейской деятельности» [12, с. 170].

[3] Не секрет, что часть интеллектуального истеблишмента США озабочена т.н. неконтролируемыми факторами: сегодня, считает Р. Шапиро, «исторически неконтролируемым фактором являются неожиданные технологические прорывы» [13, с. 449].

[4] В качестве примера хочу привести чрезвычайно показательную выставку под названием «Decode: прикосновение к цифровому искусству», прошедшую в Лондоне (2009), Пекине (2010) и Москве (2011). Мир будущего, который был представлен её устроителями, можно охарактеризовать как прекрасный и безумный одновременно.

[5] Современная синергетическая версия бытия человека не только усиливает эффект неопределенности, но и оправдывает его. Здесь легитимен тезис о том, «что путь творчества состоит в том, чтобы отдать себя во власть хаосу для овладения им, подчиниться хаосу, получив возможность создать из него изящную структуру» [19, с. 88].  Этот шаг в бездну, который следует после шагов по бесконечной Вселенной, ГУЛАГУ и Освенциму, тем не менее, опирается не только на идею монолитности человека, но и на его подчеркнутую теургичность. Но Е.Н. Князеву, по-видимому, ничему не научил опыт нескольких антропологических катастроф ХХ века, его, homo, отнюдь не мифологическое оборотничество! Как тут не озаботится тем, что Голем, Фауст, Ubermensch, Смердяков, Шигалев, Эдип, Орфей и Нарцисс были актуализированы в виде принципиальных, судьбоносных жестов. Если к ним присовокупить киборговую проекцию человека, то складывается вполне рельефная картина антроподинамики.

[6] В принципе, - пишет российский философ П.С.Гуревич, - под «природой человека» подразумеваются стойкие, неизменные черты, общие задатки и свойства, выражающие его особенности как живого существа, которые присущи хомо сапиенс во все времена независимо от биологической эволюции и исторического процесса» [20, с. 60]. (курсив мой – Д.М.).

[7] Хочу заметить, что формализация наличного антропологического сюжета удачно проделана А.Г.Дугиным.  Диагностируя нынешний постлиберально / постмодернистский гротеск, он показал, что «дивидуум», или случайное игровое сочетание частей человека (его органов, его клонов, его симулякров – вплоть до киборгов и мутантов), выступает сегодня мерой всех вещей [27, с. 43].

[8] Согласно теории манипуляции сознанием С.Г.Кара-Мурзы, вариант взаимодействия, при котором «один участник жизненной драмы заставляет других действовать в его интересах и по его программе так, что это не распознается жертвами и не вызывает у них сопротивления», должен быть квалифицирован как манипулятивный [28, с. 12].

[9] Программный доклад «Римского клуба» - «Пределы роста», кроме экологического и социального контекстов, имеет подчеркнуто антропологический смысл: современный человек должен культивировать процедуры самоограничения, считаясь с относительно замкнутыми  глобальными процессами.