УДК 177.8
А.В. Миронов (канд.
филос. наук, доцент)
Севастопольский национальный технический университет
Социальное
одиночество русской интеллигенции как проблема государственной стабильности
В статье
рассматривается проблема русской интеллигенции, поставленная в начале ХХ века в
сборнике «Вехи» русскими учеными. Автор рассматривает исторические предпосылки
возникновения слоя интеллигенции, разницу участия этого слоя в исторических
событиях в качестве лидеров, революционеров, оппозиционеров к власти и народу.
Социальное одиночество, как необходимое качество интеллигенции, приводит к
различным последствиям в жизни общества и государства.
одиночество, интеллигенция, стабильность, революция,
пропаганда, свободолюбие, патриотизм, космополитизм, атеизм
Одной из основных
проблем, выдвигаемых современными социальными теориями, остается проблема
достижения общественного единства. Она напрямую связана с поиском методов
устранения барьеров во взаимопонимании различных стратификационных групп. Таким
образом, можно определить контуры совместного «социального идеала», позволяющего
более эффективно отвечать на вызовы эпохи, устраняя потенциальную конфликтность
внутри социума. Система общих идей, принципов, миропредставлений опирается на
историческую традицию, как компоненту, концентрирующую необходимость гармоничного
взаимодействия между представителями различных социальных слоев. Выживание,
развитие, совершенствование можно считать следствиями естественного баланса,
осуществленного в этносе, где узкокорпоративные интересы одних групп имеют
значимые точки соприкосновения с интересами других. Формулирование и внедрение
положений духовной культуры было и остается основополагающей функцией
объединения интеллектуалов, определяющих развитие науки, религиоведения, права,
искусства. В пределах России они получили собирательное название
«интеллигенция», что до сих пор вызывает неоднозначную оценку, особенно
участием этой группы в революционных событиях начала ХХ века, приведшим к
катастрофическим последствиям, как для самой империи, так и для большинства ее
населения. Исследование исторических процессов позволяет находить аналогии и в
современных дискуссиях о путях развития постсоветского пространства, ценностных
приоритетах, мировоззренческих стереотипах.
В статье
рассматривается аспект социального одиночества русской интеллигенции, ее
обособленность от народной среды, ее изолированность и одновременное влияние на
процессы в контексте духовных переживаний всего общества. Тема напрямую связана
со способностью манипулировать общественным сознанием, конструировать оценочные
нормы, диктовать идеологические требования. Деструктивную позицию, маниакальное
желание их отдельных групп разрушить государство можно объяснить нарушением
коммуникационных связей внутри общества. Привлечение знаковых произведений
русской литературы позволяет более глубоко понять фундамент социальных
конструкций, учитывая ее роль в формировании взглядов образованного русского
общества. В 2009 году исполняется 100 лет сборнику «Вехи», который остается в
фокусе внимания исследователей, как попытка ответа на ряд вопросов, не
утративших своей актуальности и сегодня.
Интерпретация данной
социальной группы изменялась в зависимости от идеологических мифологем,
господствующих в обществе. Вторая половина ХХ века наполнена размышлениями о
предназначении интеллигенции, ее обязательной жертвенности, народолюбии,
подвижничестве. (Такую точку зрения отстаивали авторы, которых принято относить
к революционно-демократическому крылу - Н.Г.Чернышевский, Г.И.Успенский и
другие). Ф.М.Достоевский, И.С.Аксаков поднимали рефлексивный вопрос
адекватности интеллигентского сознания государственным историческим задачам
России.
К началу ХХ века
понятие «интеллигент» стало тождественно противостоянию официальной власти и
явилось символом революционной борьбы (стоит оговориться, что далеко не все
представители этой социальной группы разделяли радикальные идеи). 1917 год
поставил точку в прежних истолкованиях и предложил интеллигенции второстепенную
роль между гегемоном пролетариата и союзником крестьянства в качестве социальной
прослойки, тем самым, лишив ореола направляющей силы в предстоящих политических
свершениях, т.е. определил место удовлетворяющей культурные запросы правящего
класса без права самостоятельности, в том числе, и в определении целей. ХХI век
упростил определение, изъяв большинство эпитетов, таких как - «мыслящий»,
«нравственный», «передовой», «прогрессивный». «Интеллигенция – особая
социальная группа, профессионально занятая производством и распространением
общественно-политических и гуманитарных идей» [7, с.191]. Жесткий
профессионализм подчеркивается как главная функция, но остается неясность в
выборе позиции, моральной подоплеке, взаимоотношениях с властью. Доступность
информации в современном обществе, всеобщее образование, либеральные свободы,
демократические формы правления устранили или минимизировали пафос служения
обществу, подвижничества. Выдвигая ту или иную схему, интеллектуал
прагматически ориентируется на поставленную задачу, исходящую или от
официальных структур, или находящихся в оппозиции объединений. Отсутствие ярко
выраженных сословных барьеров унифицирует потребление подобной продукции.
Степень востребованности у заказчиков определяет успех или провал духовных
начинаний. Технологичность вытесняет нравственную мотивацию. Незыблемой
остается критичность по отношению к официозу, что является продолжением
интеллигентской традиции в истории России.
Общая тенденция
последних ста лет в русской истории заключается в том, что интеллигенция
выступает от имени народа, воспринимая себя рупором угнетенных и обездоленных.
Стоит разобраться, до какой степени данная социальная категория граждан имеет
право на подобную прерогативу.
Национальная
общность имеет базовый каркас культурных ценностей, независимый от
материального, социального, образовательного положения, то есть набор традиций,
обрядов, веры, менталитета, права, морали, позволяющий идентифицировать себя с
этносом. Религиозная вера – универсальный фундамент, вбирающий в себя
безыскусственно выставляемые различия, патриотизм – условие выживания,
тождественное свободному осуществлению в национальном пространстве,
государственность – условие стабильности, противовес хаосу и анархии,
сложившиеся обычаи позволяют структурировать систему, определять свое место,
семья является нишей воспитания будущих поколений, где осуществляется
преемственность нравов и национальных мифологем. Через слияние, трансформацию
внешних изменений во внутреннее чувствование происходит формирование ощущения
общности, переходящего во взаимопонимание внутри социума. Интеллигентская среда
выдвигает положения, чуждые и непонятные народной массе, оторванные от всеобщих
привычных установок. Активность и напор, с которыми ведется пропаганда, вызывают
естественное сопротивление в связи с защитой права жить, исходя из вековых преданий.
Стремление наставлять оборачивается демонстрацией превосходства, не подтвержденной
в глазах крестьянства, их собственным представлениям о мудрости, преуспевании.
«…История пишется
учеными, и поэтому им естественно и приятно думать, что деятельность их
сословия есть основание движения всего человечества, точно так же, как это
естественно и приятно думать купцам, земледельцам, солдатам (это не
высказывается только потому, что купцы и солдаты не пишут историю)» [9, с.66].
Позитивная свобода, обретенная во второй половине XIX века всеми сословиями,
остро поставила вопрос о социальной модели общества, необходимых
преобразованиях, в которых нуждалась Россия. Либеральная западная конструкция с
легально оформленными правами, верховенством разума, уважением личного
устройства сталкивалась с социальным реформаторством в славянофильском духе.
При всех противоречиях они сходились в определении препятствий для
осуществления своих планов: самодержавие, церковь, невежество. «Хождение в
народ», предпринятое в 60-70-е годы, не оправдало себя: идеи, навыки, привычки,
образ жизни интеллигенции не совпадали с патриархальными устоями. Попытки
просветительской деятельности наталкивались на иронию, враждебность,
доносительство властям. Неудачный опыт общения с народом во многом стал
стимулом возвеличивания, благоговения перед «забитым тружеником». В дальнейшем
теории сочинялись «для него», но на должной дистанции, чтобы соприкосновение с
жизнью и конкретным носителем не исказило идеально возведенную конструкцию.
Таким образом, «народолюбие» становится компенсаторной функцией
интеллигентского сознания, вызванной чувством изолированности от большинства
населения.
Ущербность,
сопряженная с гуманистическими идеалами, получает выход в жесткой критической
позиции по отношению к церкви и государству. Интеллигенция надеется создать
предпосылки новой общности, но построенной по ее собственным представлениям, в
которых конкретные личности заменяются абстрактными категориями. Стремление к
«светлым идеалам» формирует отрицающую ментальность с нигилистической направленностью.
Социальная структура воспринимается «от противного», в ней изначально отсутствует
положительная составляющая, следовательно, история данного народа должна быть
переделана по новым канонам. Государство не может реализовать свои планы без
мыслящей, образованной, культурной группы, но поделиться властью, пойти на
уступки она не собирается. Невостребованность в политической области, подозрительность
со стороны официоза, уличение в свободомыслии и атеизме, недостаток почитания в
обществе (армия и чиновничество – опора монархии и пользуются на этом основании
рядом преимуществ сословного общества: награды, высокое жалование, право
исключительности). Все это способствует формированию замкнутого сообщества со
своими представлениями о «притеснителях» и «страдальцах». «Чтоб легче было
любить мужика, его вообразили существом исключительной духовной красоты,
украсили венцом невинного мученика, нимбом святого… его физические муки выше
тех моральных мук, которыми жуткая русская действительность щедро наградила
лучших людей страны» [5, c.44]. Вынужденная изоляция интеллигенции,
тождественная сектантству, заставляет жестко делить на своих и чужих, вырабатывая
абсолютную нетерпимость к другому мнению, делая исключения для представителей
«народной массы», которые описывают недостатки власти, мешающей их полноценному
развитию. Отсутствие конституционных гарантий, репрессивные действия со стороны
государства, с одной стороны, и диссидентские настроения, приравненные к бунтам
у самих крестьян и рабочих, с другой, порождают настороженность и
подозрительность.
Атеизм в глазах
интеллигенции ассоциировался с достижениями науки и просвещения. Материальные
достижения Европы, благополучие, комфорт, гражданские свободы, достигнутые
Европой, являются подтверждением истинности избранного пути и в России.
Конфессиональные различия, глубокие духовные традиции православия,
укоренившиеся в народном сознании, не принимались во внимание. Пренебрежение,
показная снисходительность, а в некоторых случаях - воинственные поступки -
вызывают протест, воспринимаются властью как национальное и личное оскорбление,
ведут к откровенному противостоянию (возникновение монархических и церковных
организаций своим лозунгом объявлявших защиту веры). В народной среде отношение
к религии было основополагающим критерием приобщенности к национальному,
нравственному, «своему». Тот, кто «…разрушает народную религию, разлагает и
народную душу, сдвигает ее незыблемые доселе вековые основания» [3, c.67].
С.Н.Булгаков акцентирует внимание на пагубности атеизма, его
неконструктивности. Уничтожая веру, интеллигенция лишает большинство населения
духовного фундамента, стимулирующего импульс самостоятельного этнического
уважения, порождает безнравственность, так как опорой морального чувства в России
всегда была православная церковь. Иные мотивы морального поступка (у интеллигентского
круга – светский гуманизм, справедливость, социальная солидарность, рациональные
начала) не укладываются в нишу исторической традиции России.
Космополитизм,
доминирующий в мировоззрении образованной публики, является естественным
продолжением преклонения перед законом, ставшим эталоном культуры, а
европейский стиль одежды, манеры, жесты, широкое применение иностранных языков
в бытовом общении создают абсурдную ситуацию – коммуникация ведется с
незнакомым представителем непонятного, не определяемого в привычных
представлениях, не относящегося к своему этносу как с одной, так и с другой
стороны. Взаимосвязь отсутствует, остается принадлежность к гражданству, притом
относительная. Патриотизм и космополитизм противоречат друг другу. Отечество в
последнем случае не выступает как наивысшая ценность, скорее оно являет собой
мишень для постоянной критики, претензий, обоснованных и необоснованных
обвинений. Слияние между буржуа, городскими бюргерами, просвещенным
крестьянством и группой интеллектуалов, характерное для Запада, не произошло в
России. Существование интеллигенции в двух параллельных плоскостях и два типа
культуры, со своими героями, приоритетами, нравственной подоплекой – вот что характерно
для этой страны. Восторг, вызываемый достижениями Европы, не находит отклика в
народной среде, прежде всего, своей отстраненностью от самых насущных потребностей
невозможностью аналогий со своим бытом, устоями, мироощущением. Констатация
того, что «народная душа качественно другая» [4, c.86] становится особенно ясно
после событий первой русской революции, заставившей «обнажиться» большинству проблем,
скрытых в глубине огромной империи.
Смирение,
покорность, уважение к власти, служение миру – качества, воспитанные
православной церковью, не могли удовлетворить интеллигентское сознание,
мечтавшее о подлинном освобождении, социальной справедливости, необходимом
прогрессе. Почитание народа требует подвига, самопожертвования во имя его.
Борьба с государством есть первейшая обязанность порядочного человека.
Самодержавие – тормоз общественного развития, причина народных бедствий.
Устрашение и устранение его защитников, их харизматического носителя
монархической власти виделось как разрешение социального конфликта, устранение
нищеты, бесправия, невежества. Участие в терроре – высшая ступень
интеллигентского подвига. «Святой народного дела», «святой революции» - это слова,
прочно вошедшие в лексический обиход. Аскетизм, сакральность, добровольная бедность
– свойства, необходимые борцу. Со временем они усложняются в виде отказа от семьи,
любовных привязанностей, сознательно испытываются физические страдания. Но
добродетели оцениваются целью, поставленной революционным сообществом, в
котором жизнь подменяется абстрактной схемой. Отступление от нее объявляется
предательством, изменой и достойно презрения. Интеллигент не предоставлен
самому себе, он – часть системы и должен ей соответствовать. Бог вытесняется и
заменяется партией, которая направляет и руководит, которая знает, что нужно
народу, как ему жить и во что верить. Революционная деятельность нуждается в
партийной санкции: «Он не раз слышал, что только социалисты – честные люди и
что уважающий себя человек в России не может быть революционером… и, не зная ни
партии, ни социализма, ни революции, не отдавая себе отчета, что такое террор,
и даже не задумываясь над этим, он вдохновенно, по-юношески, решил, что обязан
служить народу. И когда он это решил, незнакомая и далекая партия стала
близкой, родной, любимой» [7, c.53]. Отказ от сотрудничества с государством,
неприятие патриотизма, национальных интересов сужают поле применения, делают
нуждающихся в помощи заложниками политической борьбы. Ореол революционного
мученичества оправдывал в собственных глазах даже их аморализм, мстительность,
откровенную уголовщину. Все делается ради народа и он должен по достоинству
оценить, принять, подчиниться революционно-интеллигентскому руководству.
Пропасть между
социальными группами генерирует скрытую ненависть, проявляющееся высокомерие,
входит в противоречие с делом служения, в нем проявляется контекст тщеславия и
честолюбия. Упорный, дисциплинированный труд, который приносит реальные
результаты, не в чести у интеллигенции. Для большинства населения деятельность
образованного класса или непонятна, или представляется сущей безделицей.
Сравнение охватывает трудоемкость, получаемую выгоду, условия, энергозатраты,
общий знаменатель отсутствует и, как следствие, пропорции не сопоставимы.
Материальное и светско-духовное не укладываются в гармоническую схему.
Противостояние физического и умственного труда выступает неразрешимым
противоречием, поэтому любые интеллектуальные поучения воспринимаются с
оттенком отторжения. Но и сама деятельность врача, учителя, инженера теряет в
сопоставлении с подпольным существованием, пафосом борьбы, напряженностью и
героизмом революционеров. С.Н.Булгаков подчеркивает, что православную веру
заменяет религия «человекобожества» только в земном измерении. Милосердие,
сострадание, терпимость к отдельному человеку отрицается. Спасение всех, не
интересуясь их желанием, согласием, по мнению К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина,
М.А.Бакунина, П.Н.Кропоткина, Ф.Лассаля и других – путь нового общественного
служения в России. Любые политические и экономические потрясения становятся
стимулом к активизации насилия. Насилие духовное и физическое становится
нормой, оно не сближает позиции и переводит конфликт в стадию консервации.
Воспитательная
функция общества должна помочь создать единый социальный организм,
сориентировать на общие цели. В России случилось обратное – чем выше ступень
образования, тем сильнее увеличивался разрыв между понятиями в народной среде и
представлениями интеллигентского круга. Гимназист, студент, дипломированный
специалист оказывались в пределах жестко регламентированных понятий о долге,
товариществе, отношении к власти, досуге, интересах и смысле жизни. В силу
различных обстоятельств, получая возможность получить образование, они теряли
духовную связь с семьей, чувствовали дистанцию, переходящую в пропасть и, тем
самым, становились чужими в породившей их среде. Официальная линия, можно
назвать ее «казенной», ставила задачу трудновыполнимую – воспитание
подчиненности, уважения к государственным институтам. Знания, получаемые в
гимназии и университете, наполнены европейскими теориями, в том числе - о
гражданских правах, свободе, либеральном мироощущении. Необходимость
экономического развития инициирует их востребованность, но этническая
ментальность отталкивает как чуждое и искусственное. Обучение профессиональным
навыкам, в отличие от стран Западной Европы, предполагало с необходимостью и
мировоззренческую компоненту, притом ей уделялось приоритетное значение.
Отличие понятий «интеллектуал» и «интеллигент» остается во многом непреодолимым
в рамках социально-духовных процессов в России и европейских странах.
Образовательные программы продолжают традицию по формированию оценочных, а не
содержательных акцентов.
Политизированность
интеллигенции, доведенная до абсурда, послужила деструктивным началом в истории
России начала ХХ века. Невостребованность знаний в решении государственных
вопросов, изоляция от исполнительной власти, с одной стороны, и оторванность от
народной массы, с другой, сконцентрировали энергию в разрушительном русле, тем
самым компенсируя иллюзию жертвенности во имя всеобщего блага. Недостаток
возможности реализовать себя в гражданском обществе приводит к нигилизму,
переходящему в крайний радикализм. События гражданской войны, борьба с
собственным народом, жесткая экспроприация хлеба в деревне, подавление рабочих
восстаний, террор по отношению к несогласным, в том числе и из собственной
среды, допускает сделать вывод об отсутствии органического единства между
различными социальными слоями российского государства. Абстрактные
идеологические схемы оказались заменителем общих связей и целей внутри
общества. Непонимание насущных потребностей и интересов большинства,
образовательный разрыв, атеистическое мировоззрение не позволили избежать
потрясений. Современная социальная структура содержит рецидивы прошлого, многое
из западных теорий, предлагаемых интеллектуалами от политики, экономики,
искусства наталкиваются на сдержанное сопротивление большинства, так как
противоречат многовековому укладу, пониманию собственной идентичности.
Задача интеллигенции
постсоветских государств состоит в нахождении консенсуса между интеллектуальной
элитой и народом, в попытке совпасть в наиболее значимых пунктах преобразований,
иначе печальный опыт социального одиночества интеллигенции сможет повториться
на новом историческом отрезке.
Список литературы
1.
Бердяев Н.А. Смысл и истоки русского коммунизма / Н.А. Бердяев. – М.: «Наука»,
1990. – 224 с.
2.
Бердяев Н.А.Философская истина и интеллигентская правда / Н.А.Бердяев // Вехи.
Из глубины. – М.: «Правда», 1991. – 607 с.
3.
Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество / С.Н. Булгаков // Вехи. Из глубины. –
М.: «Правда», 1991. – 607 с.
4.
Гершензон М.О. Творческое самосознание / М.О. Гершензон // Вехи. Из глубины. –
М.: «Правда», 1991. – 607 с.
5.
Горький М. Жизнь Клима Самгина. Т. 1 / Максим Горький. – М.: «Правда», 1988. –
572 с.
6.
Достоевский Ф.М. Бесы / Ф.М. Достоевский. – Владивосток: Дальневосточное
книжное изд-во, 1989. – 576 с.
7.
Ропшин В. (Савинков Б.). То, чего не было / В. Ропшин (Б. Савинков). – М.:
«Русская книга», 1992. – 526 с.
8.
Сергеев С.И. Еще раз о русской интеллигенции / С.И. Сергеев. – М., 2009. -
№ 3.
9.
Толстой Л.Н. Война и мир: в 2 к. / Л.Н. Толстой. – М.: «Художественная
литература», 1968. - Кн. 2. – 716 с.
10.
Чернышевский Н.Г. Что делать? / Н.Г. Чернышевский. – М.: «Правда», 1978. – 501
с.
11.
Чехов А.П. Избранные произведения: в 3 т. / А.П. Чехов. – М.: «Художественная
литература», 1962. - Т. 2. – 601 с.
12.
Франк С.Л. Этика нигилизма / С.Л. Франк // Вехи. Из глубины. – М.: «Правда»,
1991. – 607 с.
Надійшла до редакції 24.12.2010
|
А.В.
Міронов Севастопольський національний технічний університет СоцІальна самотність російської інтелігенції як проблема
державної стабільності У статті розглядається проблема російської
інтелігенції, поставлена на початку ХХ століття в збірнику "Віхи"
російськими вченими. Автор розглядає історичні передумови виникнення шару
інтелігенції, різницю участі цього шару в історичних подіях у якості
революціонерів, опозиціонерів до влади й народу. Соціальна самотність як
необхідна якість інтелігенції призводить до різних наслідків у житті
суспільства й держави. cамітність,
інтелігенція, стабільність, революція, пропаганда, волелюбність, патріотизм,
космополітизм, атеїзм |
A.V. Mironov Sevastopol National Technikal
University Social
solitude of Russian intelligentsia as a problem of state’s stabILITY The article deals with the problem of
Russian intelligentsia at the beginning of the XX-th century in “Vehi”-book. The author considers the
historical conditions of intelligentsia’s appearance, its participation in
historical events as leaders, revolutionaries, standing in opposition to government and people. Social solitude as a
necessary quality of intelligentsia leads to different consequences in life
of society and state. loneliness,
intelligentsia, stability, revolution, propaganda, love of freedom,
patriotism, cosmopolitanism, atheism |