Донецкий институт
внутрених дел МВД Украины
Сократовский подвиг Г.С.Сковороды
Творчество Г.С.Сковороды столь многогранно, парадоксально и противоречиво, что любое из определений его как философа–моралиста, философа–просветителя, философа–зачинателя целого направления оригинального творчества («философия сердца»), философа–апологета, философа – заимствователя и т.п., будет верным. И эта верность проистекает главным образом из величия и громадности самого Философа, ставшего во главе начала целой философской культуры мыследеятельности – оригинальной русской и украинской философии. Это суждение бесспорно, и может быть отнесено к авторитетам Н.А.Бердяева, В.В.Зеньковского, Н.Ф.Эрна и многих других, кто соприкасался с его мыслями и писал о великом украинце.
Слишком огромен в своём охвате предмета философии Сковорода, экстенсивен его подход к философии, что, в свою очередь, объяснимо эпохой его пребывания на Земле, проблемами его мучившими, реально действующими друзьями и недругами, и задачами, которые он сам себе ставил. Выбрав сократовский стиль и образ жизни, что, несомненно, предопределило доминирование этического начала его любомудрия, он, как и Сократ, поставил во главу угла своей жизни философа задачу моральной проповеди и своего морального бытия, как живого носителя национального самосознания и - шире – национальной культуры.
«В Руси многие хотят быть Платонами, Аристотелями, Зенонами, Эпикурами, а о том не рассуждают, что Академия, Лицей и Портик произошли из науки Сократовой, как из яичного желтка цыпленок вывертывается. Пока не будем иметь своего Сократа, дотоле не быть ни своему Платону, ни другому философу. «Отче наш, иже еси на небесах! Скоро ли ниспошлёшь к нам Сократа, который бы научил нас наипервее познанию себя, а когда мы себя узнаем, тогда мы из себя вывьем науку, которая будет наша, своя, природная» [2, с.206].
Идея пробуждения национального, народного духа становится интенцией деятельности Сковороды, покинувшего стены академии и избравшего сократовскую диалогику как способ несения божьего знания и божественной истины в сердце человека. Именно к «сердцу» обращены его мысли и действия. Именно в нем он видит то начало, которое ближе к Богу как Абсолютному добру. Жертвенность во имя этой великой цели осознается Сковородой как Крест, ниспосланный свыше ему.
«Да святится имя твое в мысли и помысле раба твоего, который замыслил умом и пожелал волею быть Сократом в Руси; но земля Русская обширнее греческой и не то-то легко будет обхватить проповедью своею. Да придет царствие Твое, а тогда зерно, по слову твоему сеяное, взойдет, яко крин, и тогда я выпил бы стакан кокуты (цикуты Г.Г.) как соты медовые… Да будет воля Твоя святая на мне во всех путях моих и начинаниях моих, ибо я рассуждаю, что знания не должно узить своего излияния на одних жрецов науки, которые жрут и обжираются, но должно переходить на весь народ и водвориться в сердце и душе всех тех, кои имеют правду сказать: и я человек, и мне, что человеческое, не чуждо» [2, с.208].
Большую часть жизни в роли бродячего любомудра Сковорода боролся с невежеством и суеверием людским, пробуждая в людях моральные добродетели и нравственные основания их жизни – совесть. Возможно, что цель им себе поставленная, во многом определила способ, форму и вербальные средства философствования, что в свое время, позволило Г.Шпету вообще отрицать за Сковородой «право называться философом» [6, с.82-87].
Желание стать «заслуженным собеседником» (А.А.Ухтомский) для каждого, обрекло во многом знатока Платона, Аристотеля, Плутарха и восточных отцов церкви, а так же современных ему западноевропейских философов, на сужение проблематики философствования в пользу желания быть услышанным и, главное, понятым современниками. Вероятно, что истоки обращения Сковороды к Библии, как главной книги для всех людей, независимо от их интеллектуальных запросов и возможностей, кроются именно в попытке решения им этой задачи. Возможно, что с этого пункта зачинается у Г.С.Сковороды рождение собственной «майевтики» как набора герменевтических процедур толкования Священного писания. В свое время Н.Чижевский и В.Эрн, оставившие о Г.С.Сковороде серьезные исследования, [4; 5] отмечали как характерную особенность его метафизики символизм. Этот символизм имеет, на наш взгляд, не только онтологический смысл, сколько более всего гносеологический по отношению к предмету мысли - Библии.
Символизм был характерен не только для мысли философа, критиковавшего тех, кто останавливался лишь на букве Святого писания и принимал на веру все то, что в ней рассказывалось, но и в целом для его образа жизни философа–странника. «Сковорода выбрал себе суровую, насыщенную невзгодами жизнь, отрекся от собственности, имущества, денег и даже собственного дома. Но его жизнь в пустынях, - пишет Д.А.Багалий - не напоминало жизнь монахов–схимников, она была неотрывна от жизни людских интересов, была актуальной напряженной работой разума…»[1, с.31].
Интенсивный интеллектуальный труд расшифровки символики Библии, этого, со слов самого Сковороды, «поэтического творения, которое, как и всякое поэтическое творение скрывает истину под внешними образами», имел один практический смысл - ознакомление обывателей с подлинной человеческой, предначертанной Богом, жизнью, «поучающей святости нравов» [2, с.216, 218]. Думается, что истоки практической философии Сковороды – этики, ради разработки которой и использовалась символическая герменевтика слова, имели одну единственную цель – проповедь житейского стоицизма как счастья, которое есть результат сократовского «познай самого себя», дающего в итоге обретение душевного покоя.
Из своей теории счастья Сковорода выводил и систему воспитания человека, главной целью которого становилось стремление к истине, заключенной не в знании внешнего мира, а в постижении «тайных законов» нашего духа. «Не вините мира – невинен сей мертвец! Корень греховности лежит в самом человеке и в сатане» [3, с.86]. «Поэтому моральное возрастание есть борьба нашего сердца, духовного начала с эмпирическим его движением», - отмечает в эссе о Сковороде в своем капитальном труде «История русской философии» В.В.Зеньковский [3,с.86].
Особенно много моральных рассуждений написано философом о двойственности человеческой природы. Сюда следует отнести все разговоры и беседы на сократовскую тему «познай самого себя». Это и «Двое», и «Разговор о древнем мире», «Потоп змиин». Все страдания и муки, через которые проходит человек, – полагает Сковорода, проистекают только из того, что человек живет вопреки тому, для чего он творен. «Какое мучение, – говорит Сковорода, - трудиться в несродном деле» [2, с.286]. Понятие «сродности», - полагает В.Зеньковский, становится центральным в этике Сковороды «Природа и сродность, - утверждает Сковорода, - означают врожденное Божие благословение, тайный его закон, всю тварь управляющий. Надо, прежде всего сыскать внутри себя искру истины Божией, а она, освятив нашу тьму, пошлет нас к священному Силоаму» [3, с.86]. Лишь победив в себе «змия», человек, по утверждению Сковороды, может приступить к поиску счастья и поможет ему в этом наука «О высшем благе». Эту-то науку о счастье Сковорода и призван, по его мнению, дать людям.
Она, эта наука, говорит он в «Разговоре дружеском о душевном мире», есть кафолическая, т.е. всеобщая наука, чего нельзя сказать ни об одной из наук.
Подобно платоновскому Сократу, Сковорода сначала опровергает ложные взгляды на человеческое счастье, а затем, проведя через многообразные тернии аргументов и диалектику спора персонажа диалога, постулирует истинное, на его взгляд, знание. Счастье, по его мнению, как «верхушка и цветок всего жития во внутреннем мире, состоится в сердечном веселье и душевной крепости». На этом пути к душевному миру требуется прежде всего здравый смысл («о всем зрелым разумом рассуждайте»), а это приведет к тому «чтобы отдаться в волю Божию».
Практическая философия Сковороды во многом напоминает мысли древних: Платона («счастье несчастливым не делает»), Аристотеля, стоиков или учение апостола Павла. Но это никоим образом не отрицает нравственного подвига Сковороды, посмевшего в век господства «падения нравов», прикрытого утонченными философскими формами имморализма XVIII века в стиле де Сада, французских материалистов и немецких романтиков, призвать возвратиться к подлинным, отвечающим «природе человека», истокам морали.
Наивные и подчас не выдерживающие строгой философской критики, тривиальные по форме, но глубокие по смыслу, идеи Г.С.Сковороды, тем не менее, оказались на поверку времени наиболее жизнеспособны. Призыв к всеобщей любви как принципу общежития, всеобщему труду во благо Божье, умственному труду и душевной крепости снискали Г.С.Сковороде прижизненную славу и посмертную вечную память «народного любомудра» и учителя жизни.
Литература
1. Балагій Д.І., Яворський М.І. Український філософ Г.С.Сковорода. – Харків: Державне видавництво України, 1922. - С.31.
2. Зеленогорский Ф.А. Философия Григория Саввича Сковороды, украинского философа XVIII столетия // Вопросы философии и психологии. - Кн. 23 (3) - М., 1894. - С. 206- 288.
3. Зеньковский В.В. История русской философии. - М.: «АСТ», Ростов на/Д.: «Феникс», 1999. - С. 86.
4. Чижевский Н. Философия Сковороды // Путь. – 1929. №19.
5. Эрн В.Ф. Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение. М.: 1912.
6. Очерк развития русской философии // Шпет Г.Г. Сочинения.- М.: Правда, 1989. - С.11-345.