ЧЕЛОВЕК КУЛЬТУРНЫЙ И ЧЕЛОВЕК ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ: ТОЖДЕСТВО И ПРОТИВОРЕЧИЯ
На переломе тысячелетий цивилизованное человечество оказалось перед необходимостью смены мировоззренческих парадигм, и необходимость эта продиктована не только теоретическими изысканиями. «Сейчас мы переживаем переходный период, когда огромная часть человечества не имеет возможности правильно судить о происходящем, и жизнь идет против основного условия создания ноосферы. Очевидно, это преходящее явление», — писал В.И. Вернадский [1, 98].
В гуманитаристике все ныне происходящее давно предугадано наиболее трезвыми и чуткими умами. Сейчас потребность в ином — в кардинальном изменении характера и направленности человеческой деятельности, успевшей порой до неузнаваемости изменить лики природы. Вновь вспомним В.И. Вернадского: «…Все человечество, вместе взятое, представляет ничтожную массу вещества планеты. Мощь его связана не с его материей, но с его мозгом, с его разумом и направленным этим разумом его трудом. В геологической истории биосферы перед человеком открывается огромное будущее, если он поймет это и не будет употреблять свой разум и свой труд на самоистребление» [1, 240].
Конфликт человека мыслящего и человека действующего, — а таковые в принципе сосуществуют в одной и той же персоне, — породил внутренний разлом социума, человеческих отношений, личности. Эффективность практических взаимодействий находит свое обоснование и самоопределение в иных структурах сознания, нежели разумность и благоразумие. Последствия случившегося разлома катастрофичны, но именно в его преодолении заключена возможность выхода из того глобального кризиса, в котором пребывает сегодня планета Земля. Ответ на извечный вопрос «Что делать?» по сути своей прост — изменить сознание. Проблема, однако, в том, чтобы, меняя сознание, не навредить ему непоправимо.
Многочисленные социальные «эксперименты» на заданную тему в лучшем случае безрезультатны, в худшем — удручающи, разве что меняются характер и распространенность психических заболеваний, девиантного поведения. Цивилизованное человечество по-прежнему далеко от необходимых конструктивных решений, но бесценный жизненный опыт — осторожного обращения с огнем человеческой души — так или иначе обретен. Не любая идея, сколь бы гуманной и конструктивной она на первый взгляд ни казалась, достойна своего скорейшего воплощения — требование серьезной и всесторонней экспертизы здесь беспрекословно.
Чтобы уверенно смотреть в будущее, надо объективно представлять настоящее. Каков он — мыслящий и действующий Homo Sapiens? В чем его духовный разлом и душевный разлад? Способен ли осознать свое истинное предназначение и отдать дань глубокого признания природе беспредельно вознесшийся в своей гордыне интеллект? Не утратила ли в непомерной гонке за обладание земными благами сакральную нить Ариадны цивилизация? Сохранило ли общество в своем беспрецедентном потребительстве, индивидуализме, эгоцентризме способность к развитию в лучших традициях человека действующего и высших принципах человека мыслящего? Особо не увлекаясь декларативностью, попытаемся обрисовать возможность интегративного воплощения названных идеалов в коллективном разуме современной цивилизации.
В этих целях представим данный процесс в виде обобщенной симметричной матрицы понятий, логически упорядоченных по вертикали и горизонтали (см. табл.). Понимая дискуссионность предлагаемого подхода, надеемся на то, что в нем присутствует и необходимая рациональная идея.
Полярность, раздвоенность современного человека предопределена рассогласованностью, с одной стороны, переживаемых им идеалов, и преследуемой им практической целесообразности, — с другой. Указанная дилемма затрагивает все наиболее значимые, сущностные отношения: «человек-природа», «человек-человек», «человек-дух». В силу предельной обобщенности последних определим их как «морфизмы», иными словами, в заданной матрице — это отношения самого высокого уровня абстракции, в центре которых находится человек. Один и тот же морфизм зеркально представлен, с одной стороны, в доминирующих принципах культуры, а, с другой стороны, — в общепринятых знаках цивилизации.
Так, морфизм «человек-природа» по сути своей непосредственно проявлен в многообразии реальных отношений и взаимодействий человека с внешним миром, средой и поэтому расположен рядом с осью симметрии, зеркально отражающей и преобразующей вписанные в матрицу категории. Лелеемые человечеством чаяния относительно богатых возможностей природы, условий его комфортной жизни в природе проявлены в деятельности, наиболее доступной наблюдению. Глобализация рассматриваемого взаимодействия детализирована и подытожена в концепции В.И. Вернадского о ноосфере: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой».
И перед ним, перед его мыслью и трудом, становится вопрос о «перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого» [1, 241].
Более сложные, не столь очевидные, опосредованные отношения складываются в социуме, между людьми. Человек поливариантен в выборе своего пути, линии поведения, он неоднозначен в своих решениях, его устремления изменчивы. А потому взаимодействия между людьми проверяются более устойчивыми отношениями — поступками, делами, результатами, то есть тем, что более предсказуемо в своей причинно-следственной обусловленности. «…Мне кажется, должно быть аксиомой: воспитание человека может быть основано только в связи с изучением жизни, идей, истории человека же, — писал В.И. Вернадский. — Я не отрицаю значения естественных наук и не говорю, что им не надо учиться, сам занимаюсь тем, что учу им, но думаю, что на них не может быть основано воспитание» [2, 112-113]. В этом смысле отношения человека к природе, рассматриваемые в широком контексте, представляют собой более устойчивое основание для проявления закономерностей, нежели собственно отношения людей между собой. Поэтому в предложенной матрице морфизм «человек-человек» опосредован от оси симметрии более устойчивым отношением «человек-природа», подвластным соответственно и более строгим научным определениям.
Самый сложный, вариативный, допускающий многообразие иррациональных интерпретаций уровень отношений отражен морфизмом «человек-дух», что весьма затрудняет и искажает осмысление и практическое воплощение духовных аспектов бытия в практике реальной жизни. Духовность человека — его переживания о Боге, Универсуме, Космосе и иных мыслимых им высших принципах — проявляется как посредством социальных отношений, так и через его связь с природой, и тем самым представляет собой наиболее завуалированный для наблюдения тип опосредования. Отсюда и место, занимаемое в матрице морфизмом «человек-дух», отделено от центральной оси более определенными для внешнего наблюдения и изучения морфизмами «человек-человек» и «человек-природа».
И здесь вновь читаем Вернадского: «По природе я мечтатель, и это опасная черта; я вполне сознаю, что могу увлечься ложным, обманчивым, пойти по пути, который заведет меня в дебри, но я не могу не идти по нему, мне ненавистны всякие оковы моей мысли, я не могу и не хочу заставить ее идти по дорожке, практически важной, но такой, которая не позволит мне хоть несколько боле понять вопросы, которые мучат меня». И далее: «Мы знаем только малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки, и все, что мы ни знаем, мы знаем благодаря мечтам мечтателей, фантазеров и ученых поэтов… что только немногим из многих мечтателей удалось чего-нибудь добиться…» [2, 57].
Раздвоенность человека между мыслимым идеалом и практической целью в значительной мере порождает дилемму культуры и цивилизации. Согласно глубокой исторической традиции русской религиозной философии, именно следование духовным идеалам (а иное есть скорее не идеал, а образец) определяет главную линию культуры, в то время как цивилизация означает материальное мироустройство в виде предметных, социальных и иных знаковых форм. Воплощенная дихотомия культуры и цивилизации позволила выразить основную линию духовного разлома современного человека отношением «человек культурный — человек цивилизованный». Но почему не «мыслящий» и «действующий» — понятий, которые предварили наши предыдущие рассуждения? Прежде всего потому, что абстракция «мысль–действие» поглощается более общим отношением «культура–цивилизация», вмещающим в себя более широкий спектр понятий.
 |
Следующий вопрос — в каких конкретных аспектах культуры и цивилизации раскрываются обозначенные выше морфизмы, и как зеркально соотносятся эти конкретизации между собой? Речь идет, разумеется, о ключевых аспектах — тех «титанах», которые сохраняют жизнеспособность культуры и цивилизационный прогресс.
Поскольку культура интегративна и целостна, любые ее проявления в той или иной ипостаси содержат в себе все основные качества, а потеря одного из них разрушает, деформирует, искажает истинные представления о духовности. Поэтому ключевые аспекты культуры представляют собой ни что иное, как ее атрибуты. Иное дело — цивилизация, любое проявление которой имеет строгую пространственно-временную локализацию, так или иначе оформлено и содержательно, а иными словами, феноменально.
Человек цивилизованный, осваивая мир, преображает его, создает новые цивилизационные феномены. Он же как человек культурный стремится понять их социокультурный смысл, глубина которого постигается через многообразие соответствующих модусов. Это и позволило симметрично соотнести понятия атрибута культуры и цивилизационного феномена. Таким образом, далее будем иметь дело соответственно с двумя ключами, один из которых — атрибут — открывает тему культуры, другой — модус — тему цивилизации.
Высшее состояние культуры отражено в понятии идеала, который разворачивается последовательно в своей самореализации через символы, ценности, отношения и, наконец, деятельность. Данная последовательность обусловлена нисхождением к конкретному от идеала к воплощению в человеческой деятельности через исторически укорененную символику. Символы культуры находят свое выражение в многообразии ценностных отношений, предопределяющих иерархию ценностей разных исторических эпох, а приоритетные ценностные ориентиры оказывают влияние на направленность творческой деятельности.
Цивилизация трансформирует понятия об идеалах в стратегические цели деятельности, а символы, утратившие свою сакральность, заменяет многозначностью образов — художественных или схематизированных, теоретических или интуитивных. Ценности, требующие каждый раз адекватного и нестандартного личностного переживания, фиксирует внешними эталонами и их структурно-функциональными связями. Творческая деятельность находит свое практическое воплощение в многообразии цивилизационных возможностей и перспектив. Таким образом, мы получаем следующую логическую цепь переходов: цель — образ — эталон — связи — практика, последовательно отражающую цивилизационную феноменологию.
Учение об атрибутах культуры определим далее как онтологию культуры, а о феноменах цивилизации — как цивилизационную феноменологию. Соответствие между названными концепциями будет выражено в зеркальном отражении ключевых понятий матрицы «человек культурный и цивилизованный», которую мы выносим на суд читателя и будем признательны за конструктивную дискуссию по поводу правомерности предложенного методологического подхода. Вообще говоря, матрица сохранит свое содержание, если в ней заменить прилагательные «культурный» и «цивилизованный» на существительные «культура» и «цивилизация», но тогда исчезнет ее интегративное начало — человек, что существенно повлияет на целостное видение культурно-цивилизационного процесса. «Человек впервые реально понял, что он житель планеты и может — должен — мыслить и действовать в новом аспекте, не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государств или их союзов, но и в планетарном аспекте» [2, 28].
Сопоставим далее в самых общих чертах понятие культуры с альтернативными ему понятиями контр-, псевдо- и антикультуры. Своеобразие отношений контркультуры предопределено несоответствием ее векторной направленности культуре традиционной. Символы псевдокультуры цивилизация компенсирует идолами, то есть тем внешним, что как бы привораживает и подчиняет себе человека. Антикультуры, разрушая личность, влекут за собой и разрушение цивилизации и способны обратить в варварство любые ее достижения. Прислушаемся к Вернадскому: «В русской жизни теперь только один путь — жить самому по себе вне созданных рамок, которые, правда, дают почет, «славу» и положение, — но вынимают душу, растрачивают время и силы. И это есть настоящее общественное дело, потому что те люди, которые чувствуют в себе силу идти своим путем к намеченной ими вечной цели, делают этим самым общественное служение, ибо только такое общество может быть сильно и не погибнет под напором других в нем растущих организаций…» [2, 177].
Рассматривая духовные и цивилизационные факторы становления человека и человечества в контексте теоретического и эпистолярного наследия великого мыслителя и гуманиста, можно увидеть заложенные в его работах методологические принципы, развивающие логику философского мышления и меняющие парадигмы мышления естественно-научного.
Литература
1. Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. – М.: Наука, 1991.
2. Страницы автобиографии В.И. Вернадского. – М.: Наука, 1981.