Ружавинская И.В.

О некоторых аспектах проблемы времени в контексте русской культурной традиции

 

В.И.Вернадский и во времена господства воинствующего материализма с глубоким уважением относился к гуманитарным сферам человеческой деятельности: философии, религии, искусству и т.д., признавая генетические корни всех иных сфер, в том числе и науки, в религии [1, 12-15]. Ученый видел в каждой из них «проявления человеческого духа», призванные питать, обогащать и взаимно корректировать друг друга в процессе развития человеческой души [1, 18-50].

Проблема времени, философски осмысленная В.И.Вернадским с естественнонаучных позиций [1, 89-176], имела в истории русской религиозно-философской мысли свою специфику, обусловленную исторически сложившимися формами религиозной жизни русского народа. Увидеть эти истоки, понять эту специфику представляется сегодня особенно важным, т.к. европейская научная мысль на протяжении ряда веков развивалась под влиянием католического учения, что проявилось, в частности, в господстве линейной модели времени И.Ньютона. Модель эта пришла в христианство из иудаизма: древний Израиль – и в этом уникальность его философии – мыслил преимущественно временными категориями, ощущая бытие (олам) как необратимый поток времени. Можно предположить, что такое мировоззрение позволило древним евреям избегнуть мистицизма и сохранить монотеистический культ Творца. Но, схоластически воспринятая католицизмом, модель эта, в числе других причин, привела к преобладанию эсхатологических мотивов, к подмене религиозного созерцания экстатизмом.

К сожалению, многие ученые, в том числе и В.И.Вернадский, сводили христианскую концепцию времени к иудео-католической, в то время как русское православие, вскормленное Византией, впитало и греческую склонность к мистицизму. В отличие от евреев, древние греки мыслили пространственными категориями, а время представляли не линейным, а цикличным [2, 22-23]. Хорошо разработанные учения о пространстве, как правило, характерны для эзотерических систем развитых магических культов и позволяют им вплотную подходить к идее пространственно-временного континуума, как это, по-видимому, было в Древнем Вавилоне и Египте и сегодня наблюдается в оккультных практиках (теософия, агни-йога и др.).

Основанием представлений о времени в русской культурной традиции стало, с одной стороны, древнеславянское язычество, с другой – византийское христианское учение и годичный круг, центральным событием которого, в отличие от католического Рождества современной западной цивилизации, становится Воскресение – Пасха, возвестившая преодоление смерти, как необратимости биологических процессов, и возможность Преображения природы. Если Н.Бердяев видел в онтологическом бытии и злое начало [3, 78-92], то В.О.Лосский усматривает богословский позитивный смысл времени, его онтологической автономности в «некоем риске человеческой свободы», в «возможности преображения» [4, 233].

Для славянского язычества характерна была циклическая модель времени. Как отмечает М.Элиаде, мифологический человек «живет в двух планах времени, наиболее значимое из которых – Священное – парадоксальным образом предстает как круговое, обратимое и восстанавливаемое Время, некое мифическое вечное настоящее, которое периодически восстанавливается посредством обрядов» [5, 49]. «Праздник - это не церемония в память о каком-либо мифическом событии, а его восстановление в настоящем» [5, 55].

Иное значение приобретает обряд в православии. Он становится дополнением к молитве, вытекает из потребности телесного человека в пространстве храма действовать адекватно происходящему, не допускает экстатизма, как признака духовной болезни. Значение православной праздничной молитвы в духовном приобщении человека к Вечности Бытия Бога через воспоминание и переживание священных событий. В этом смысле Вечность, согласно учению Св.Максима Исповедника, апофатически понимается как вневременье, сверхкачественное, нетварное, неумопостигаемое Бытие, вне человеческих категорий.

В православном учении содержится и иное представление о вечности – тварной, имевшей начало, но не изменяющейся, подчиненной вневременному Бытию – «эоническая вечность». «Эон – это неподвижное время, время – движущийся эон» [4, 233]. Такое понимание согласуется с научными представлениями об онтологическом и физическом времени, а также о геометрически выражаемом обычном векторе времени в случае обратимого процесса и имеющем центр симметрии. Геометрическое выражение времени не обошел вниманием и В.И.Вернадский [1, 85-89 и 112-176]. Однако, хотя Вернадский и высоко оценивал работы А.Уайтхеда, но придерживался идеи непрерывности и считал обратимость идеальным построением, несоответствующим реальности. Православная философская мысль – и это отразилось, в частности, в работах П.Флоренского [6] – допускает прерывность и неоднородность бытия. «Сотворенный мир, - писал В.О.Лосский в соответствии с учением Св. Василия Великого, - будет существовать всегда, даже когда само время упразднится, или, вернее, когда оно, тварное, преобразится в вечной новизне эпектаза» [4, 232]. Учение Василия Великого содержит также глубокие мысли о сущности мгновения, представляющие, как нам кажется, естественнонаучный интерес.

Думается, что историко-культурный контекст научного творчества, являющийся, по мнению В.И.Вернадского, мощным фактором в формировании научного мировоззрения, для русской культурной традиции сложившийся в рамках парадигмы: древнеславянское язычество – православное христианство, может сыграть большую позитивную роль в развитии современной науки.

 

Литература

1.     Вернадский В.И. Труды по философии естествознания. - М.: Наука, 2000.

2.     Бычков В.В. Эстетика поздней античности. - М.: Наука, 1981.

3.     Бердяев Н.А. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. - Париж, 1969.

4.     Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. - М.: б.и., 1991.

5.     Элиаде М. Священное и мирское. - М.: Изд-во МГУ, 1994.

6.     Флоренский П. Об одной предпосылке мировоззрения // Весы. – 1904. - №4.