Литвинцева А.В.

учение вернадского о ноосфере и его влияние на переоценкУ стратегии образования

 

Все мы, размышляющие и пишущие сегодня, только что шагнувшие в XXI век являемся наследниками прошлого века. Оглядываясь на интеллектуальное проблемное поле канувшего в Лету XX века, мы отчетливо замечаем, что некоторые его аналитические конструкты и находки практически бесследно исчезли, какие-то вытеснены на проблемную периферию, оказавшись пока невостребованными, но очень многие вовлеклись в поле других (не тех, в которых возникли) проблем, получив новое смысловое звучание. И, без всякого сомнения, XX век оставил в наследство веку XXI теоретико-исследовательское поле, которое объективно является необходимым условием, грандиозной базой и отправной точкой успешного, еще более стремительного развития принципиально новых моделей, концепций, доктрин и учений, и которые будут делом жизни рожденных уже в XXI веке и составят его научную славу.

К числу проблем, не только не канувших в Лету вместе с прошлым веком, но заложивших определенный весьма существенный теоретический фундамент для масштабного проблемного поля нового века относится и учение В.И. Вернадского о ноосфере. Не востребованное поначалу, в 20-30-е годы своего оформления, оно особо актуализировалось в последние два десятка лет XX столетия, и, очевидно, станет одной из базовых парадигм не только теоретического характера, но и всей практической деятельности человечества в XXI веке. Связано это с тем, что XX век оставил в наследство наступившему веку весьма тревожные тенденции катастрофического характера, объективно усиливающиеся и экспоненциально нарастающие, и, к сожалению, еще слабо субъективно рефлексируемые, во всяком случае, массовым сознанием, а именно оно реализуется в действии. В этой связи учение В.И. Вернадского о био- и ноосферах оказалось в центре осмысления всех глобальных рукотворных кризисов и катастроф, которые по грандиозности и масштабности превосходят все прочие, с которыми человечество встречалось доныне в своем развитии, и которые поставили существование человечества на уровень гамлетовского вопроса. XXI век начинается с ошеломляющего, даже ужасающего осмысления гигантского разрыва между масштабами экологической, биосферной катастроф, проблемой выживания человечества и существующими возможностями их решения. Очевидно, все теоретические и практические усилия XXI века будут направлены на преодоление этого разрыва. Учение В.И. Вернадского обладает столь глубоким и обширным смысловым потенциалом, что в этом потоке занимает и будет занимать и в новом веке одно из фундаментальных мест. При этом, вовлекаясь во все новое и новое поле проблем, учение В.И. Вернадского о ноосфере переосмысливается и углубляет свое смысловое содержание.

Концепция ноосферы сформировалась у В.И. Вернадского в границах учения о биосфере, явившись по сути ее логическим завершением. Осмысливая живое как эволюцию космического вещества, В.И. Вернадский трактует ноосферу как высшее состояние биосферы, как сферу разума: — «под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние — в ноосферу» [1, 312]. Тем самым, время существования человека выделяется им в особую геологическую эпоху, когда в геологическом развитии Земли решающее значение приобретают мысль и дух. Разделяя эту точку зрения, другой выдающийся мыслитель XX века, подхвативший через десятилетие и развивший учение о ноосфере — Тейяр де Шарден — сделает вывод о том, что человечество, стремясь к постоянному приросту духовного, охватывающего все новые слои нашей планеты и околоземного пространства, расширяя границы ноосферы, оказывается на главной оси эволюции Вселенной. Восхищаясь в определенном смысле могуществом космических сил, эволюцией космического вещества Вселенной от косного состояния материи к его высшей форме, породившей биосферу, эволюционировавшую к разуму, открывающему новую эпоху, эпоху ноосферы, В.И. Вернадский не сомневался в том, что воздействие научной мысли и человеческого труда, всего человеческого хозяйства на биосферу является в целом положительным. Хотя он и отмечал, что этот процесс во многом осуществляется стихийно и требует рационализации, но в самом стихийном развитии научной мысли (разума) и деяниях человечества угрозы биосфере и самому существованию цивилизации не усматривал. Более того, ноосфера, по мнению В.И. Вернадского, открывает перед человеком возможность и ставит вопрос о «перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого» [2, 319].

Он непоколебимо верил в победу разума над безумием слепой стихии, в способность употреблять силу разума не во зло и гибель, а во благо биосферы и человечества. Именно ноосфера, по мнению В.И. Вернадского, как отмечает Н.Н. Моисеев, есть то «состояние биосферы, в котором человечество берет на себя бремя ответственности за дальнейшее развитие не только общества, но и биосферы в целом» [3, 27].

Оптимизм В.И. Вернадского объясняется отчасти тем, что вопросы об устойчивости биосферы, о процессах, обеспечивающих эту устойчивость, о роли ноосферы в сохранении этой устойчивости у В.И. Вернадского не стояли. Вопросы эти стали возникать десятилетие спустя после его смерти, в конце 50-х годов в связи с осознанием глобальных экологических проблем (ГЭП). Но его учение о ноосфере стало исходной точкой в рефлексии научно-теоретического и практического проблемного поля ГЭП в последней трети XX века. И как это часто случается с великими открытиями, они становятся предметом последующих широких дискуссий в силу своей широкой многозначной смысловой содержательности. Не миновало этой участи и учение В.И.Вернадского о ноосфере.

В наши дни начала нового XXI столетия вокруг учения выдающегося ученого о ноосфере и прежде всего вокруг самого термина «ноосфера» образовался достаточно широкий круг различных, порой диаметрально противоположных семантико-смысловых интерпретаций.

Одни склонны трактовать ноосферу как локально-региональный очаг и, следовательно, как часть, область биосферы. Другие расширяют понятие ноосферы до пределов, охватывающих и поглощающих и всю биосферу. Третьи рассматривают ноосферу в качестве атрибута биосферы как целостной биосистемы. Четвертые применяют термин ноосфера только к состоянию человеческого общества (А.Д.Урсул). Весьма показательна полемика по поводу терминов «ноосфера» и «коэволюция», возникшая между В.И.Даниловым-Данильяном и Н.Н.Моисеевым [5, 15-32]. Первый из них вообще оспаривает трактовку термина «ноосфера» как состояния биосферы, заявляя, что «оно вообще не подходит ни для какого возможного состояния биосферы» [5, 24]. Второй из них, расширяя границы термина «ноосфера», доводит его до трансформации в «ноосферогенез» и «эпоху ноосферы» (курсив мой — А.Л.).

Но какие бы дискуссии вокруг границ соотношения терминов био- и ноосфера ни велись, большинство исследователей сходятся в трактовке смыслового содержания термина «ноосфера» в том, что видят в ней искусственно созданную среду обитания человечества, обретшую самостоятельный сферный статус.

Разделяя эту позицию, обращу внимание на то, что имеются все основания включать в ноосферу (как искусственно созданную среду обитания) не только материальный вещественно-предметный технико-артефактный мир, но и информационно-энергетическое поле (мир?), порождаемое человеческим разумом. При этом имеет смысл подчеркнуть особо, что, обретя самостоятельный сферный статус, ноосфера обладает собственными законами существования, далеко не полностью подчиняющимися законам эволюции биосферы, а порой и приходящими в противоречие с последней. Это приводит к тому, что ноосфера как бы «выходит из-под контроля биосферы». И в этих условиях проблема взаимоотношений биосферы и ноосферы перешла из разряда сугубо теоретических проблем в разряд практических жизнесмысловых. Человечество вступило в новый XXI век, обремененное необходимостью качественного обновления всей планетарной социальной философии, всех фундаментальных парадигм развития — экономической, энергетической, технологической и др. И в первую очередь проблема взаимоотношений био- и ноосфер обусловила замену тысячелетиями и веками существовавшую стратегию жизни человечества, строящуюся на идее неограниченного творения, не имеющего предела использования сил, энергии, материалов природы, на стратегию выживания человечества, основанную на осмысленном выборе и разумных ограничениях и, следовательно, стратегию сохранения биосферы в окрестности того аттрактора, который сделал возможным появление человека и обеспечивает ему его существования как homo sapiens.

Можно смело утверждать, что учение В.И.Вернадского о био- и ноосфере легло в основу сформировавшейся на его базе в 80-е годы XX столетия концепции коэволюции общества и среды обитания, интенсивно разрабатываемую в 90-е годы (в последнее десятилетие жизни) Н.Н. Моисеевым. «Сегодня единственный путь сохранения человека в составе биосферы», — отмечает Н.Н. Моисеев, — «это путь коэволюции, т.е. такого изменения образа жизни людей, который согласовывал бы их потребности с возможностями сохранения биосферы в канале эволюции, породившем феномен человека» [5, 32].

Концепция коэволюции общества и среды обитания способствует оформлению и нового стратегического вектора развития человечества и нового мировоззрения. Господствующее ныне двухвекторное абиологическое развитие человечества, ориентированное на максимальное удовлетворение материальных и духовных потребностей, может и должно трансформироваться в трехвекторное. Оно должно дополниться биосферной пространственной ориентацией, а еще точнее — коэволюционной био- и ноосферной ориентацией. Человечество стоит перед необходимостью осознать, что его собственное развитие должно быть согласовано не только и даже не столько со своими в геометрической прогрессии возрастающими материальными и духовными потребностями, сколько (и в первую очередь) с развитием биосферы и не должно содействовать ее деградации. Оно должно понять, что своими бесчисленными, часто и бессмысленными изобратениями и деяниями человек, будучи homo sapiens на сегодняшнем уровне развития, разрушает среду своего обитания, инициируя в ней деструктивные и деградационные процессу и уничтожает тем самым и самого себя. Человек должен научиться исходить из согласования допустимой нагрузки на биосферу с возможностями сохранения ее стабильности (устойчивости) в границах того аттрактора, в котором, как мы уже отмечали, оказалось возможно возникновение, существование, развитие и сохранение человека.

Собственно Разум, созидающий ноосферу, как новую искусственную среду обитания и элемент космического бытия, дан человеку не только для изобретения, творения, производства новейших технологий, но и для их критической оценки, для осознания последствий своих действий и решений, для выработки ответственности за свой выбор.

В этой связи принципы биопространственной ориентации и коэволюции, безусловно, есть необходимейшее условие выживания человечества как части биосферы, и оно должно, с моей точки зрения, стать фундаментальной теоретической основой всей науки и основополагающей парадигмой мировоззрения и мировосприятия XXI века. Только такое, по моему мнению, целостное биопространственное, а еще шире — космическо-пространственное мировоззрение — позволит обеспечить выживание и развитие человечества в радикально измененных им самим условиях взаимодействия с окружающим миром.

Остается только присоединиться к словам Н.Н.Моисеева о том, что «необходима новая цивилизация с иным миропредставлением» [5, 32], для которой указанные выше императивы будут органически присущи и основополагающи, и что «это есть основное условие, необходимое для выживания человечества на нашей «грешной Земле»!» [5, 30].

Вполне естественно, что реализация задачи формирования такого мировоззрения предполагает и изменение стратегий системы образования. Убеждены в том, что вся система образования — от начального (!) этапа до высшего профессионального должна закладывать основы и формировать понимание мира как единого системного органического целого у любого живущего и действующего на планете Земля!

В этом плане оформление ноосферной среды обитания, ее интенсивное угрожающее воздействие на все стороны жизни человечества и биосферу ставит перед работниками высшей школы пока еще слабо рефлексируемую задачу переосмысления стратегических ориентаций инженерно-технического образования.

Подчеркнем, что образовательная стратегия и система специализированной профессиональной подготовки ХХ столетия была направлена в первую очередь на выявление и обучение инструментально-операциональным технологическим навыкам, пытаясь давать ответ и обучать тому, как надо рассчитывать, конструировать, строить, использовать и т.д. Именно инженерная деятельность ХХ столетия, осуществляемая в створе отвлеченно-функциональной прагматической технократической инструментально-операциональной оптимальности и значимости, в первую очередь несет ответственность за бионесовместимый, жизнесмыслоразрушающий характер техники и технологий, грозящих биосферной и даже более — планетарной катастрофой.

XXI век вынужден изменить эту стратегию. Она с необходимостью должна быть переориентирована с вопроса «как?» на вопрос «зачем?». Как это осуществить?

Сегодня представляется, что без пресловутой гуманитаризации (следствием которой является и гуманизация) всей системы образования этого не достичь. Без расширения гуманитарной составляющей в системе образования переориентацию стратегии специализированной профессиональной подготовки осуществить нельзя. Ибо без гуманитарной рефлексии последствия своей деятельности и гуманистических, человекоизмерительных оценок всех своих решений и действий, причем, встроенных органически во внутренние мыслительные структуры инженера, мы не получим желаемой специализированной профессиональной ориентации. А без замены абиологически ориентированных технологий на гуманитарно-смысложизненную и биокосмическую ориентацию осуществление контроля над ходом дальнейшего развития становится нереальным и предотвратить катастрофу планетарного масштаба человечеству не удается. А если учесть, что времени на такую переориентацию инженерной деятельности отпущено слишком (мизерно!) мало (пока процесс не стал необратимым), то значимость гуманитарной составляющей в инженерной подготовке возрастает многократно.

Чрезмерно важно как можно скорее сделать достоянием массового сознания, — а инженерного в первую очередь — парадигму о принципиальной невозможности преодолеть биосферную катастрофу, решить экологический кризис чисто техническими средствами, что для решения этих задач нужно перестроить само общество и, первоочередно — мировоззрение.

Присоединимся снова к Н.Н.Моисееву: «...техническое могущество ввергло общество в экологический кризис, но и преодоление его невозможно без дальнейшего развития технической и технологической базы существования общества. Но все-таки главные усилия должны быть сосредоточены в гуманитарной сфере (курсив мой — А.Л.): как жить дальше, как перестроить общество, изменить палитру потребностей, определить максимально допустимые нагрузки на биосферу и согласовать с ними жизнедеятельность человека? Они будут главными проблемами и науки и образования, и конкретной житейской (т.е. экологической) практики [5, 30].

Остается только очень сожалеть, что за последние 1,5 десятка лет ХХ века гуманитаризация в нашем Отечестве из-за очень поверхностной рефлексии ее сути, была встречена, если не в штыки, то с большим скепсисом, именно в среде инженерно-технической интеллигенции. К тому же она была очень сильно дискредитирована теми, кто ответственен за внедрение ее в образовательную систему, сводя ее к поиску и спорам за дополнительные часы по социогуманитарным дисциплинам, по всей вертикали образования: от начального школьного, до инженерно-технического университетского. Это привело и к дискредитации статуса университетского образования, когда сплошь и рядом повсеместно технические институты в одночасье, сменив вывеску, обратились в университеты, совершенно не соответствуя широкому теоретико-концептуальному и гуманитарно-ориентированному университетскому образованию.

И подавая свой голос снова и снова в защиту гуманитаризации инженерного образования, подчеркнем необходимость в ее более глубокой рефлексии. Ее предназначение не в дополнительности гуманитарного знания к специализированному инженерно-техническому, а в мировоззренческо-стратегической переориентации инженерного мышления и действия, о которой мы говорили выше. Она становится средством формирования концепции такого целостно-масштабного миропонимания, в котором новейшие естественно-физические, технико-технологические, информационные и духовные представления не просто дополняют друг друга, а соединяясь в единое целостное мировоззрение, порождают принципиально новый тип рациональности. Стержнем его становится не инструментально-операциональная оптимальность и эффективность, а человекомерность как критерий ответа на вопрос «Зачем?», как смысложизненная основа рациональности. И в этом плане гуманитаризация является и условием, и базой, и фактом реализации более чем полвека провозглашаемой идеи о единстве естественно-научного, научно-технического и социогуманитарного знания. И даже более. Гуманитаризация, понимаемая нами как стержневая, сквозная человекомерность любого знания и действия, становится, по нашему мнению, основой соединения в единое целостное естественно-научное, инженерно-техническое, социально-научное и гуманитарное образование, во всяком случае, основой реального снятия их противопоставления. Вполне возможно, что за таким образованием будущее.

 

Литература

1.     Вернадский В.И. О науке. Т. 1. - Дубна: Издательский центр «Феникс», 1997.

2.     Культурология. XX век. Словарь. - СПб.: Санкт-Петербургская университетская книга, 1997.

3.     Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // Вопросы философии. - 1998. - № 8. – С. 26-32.

4.     Урсул А.Д. Путь в ноосферу: концепция выживания и устойчивого развития цивилизации. - М.: Луч, 1993.